Мужчина & Женщина
Шрифт:
Уезжаете? спросила она.
С чего Вы взяли?
Вы выглядите таким путешественником! — Она засмеялась.
Да, сказал Мюрад, это правда: я уезжаю.
Откусывая от булки и жуя, он стоял перед прилавком и смотрел на булочницу. Она носила золотые серьги. Тут ему пришло в голову, что, прощаясь с хозяином своего дома, он не пожал ему руку. Он восполнил это упущение, протянув руку булочнице, и она снова засмеялась.
В тот раз, когда хозяин дома обнаружил его, лежащего в прихожей, перепачканного кровью и не способного подняться, он на следующее утро поставил перед дверью его квартиры бутылку коньяку.
Идти
И все же, сказал Мюрад сам себе, счастье у меня еще будет.
Для начала он решил хорошенько промочить горло. У него было ощущение, как будто ему в глотку насыпали перца. На что бы он ни взглянул, все казалось облепленным какой-то белой шелухой; как будто бы ее надо было сначала соскоблить. Мимо прошла семья крестьян в простой, грубой одежде. В пивной перед вокзалом он купил упаковку маленьких четырехгранных бутылок; но больше ни грамма. Дело в том, что он собирался бросить пить. Высоко над городом в ослепительно голубом небе летел самолет.
Ребенок сидел на полу и рисовал. Рядом лежала коробка фломастеров, в руках он держал маленькую тетрадку со своими рисунками. Собственно говоря, строение, где сидит и рисует этот ребенок, вовсе и не дом; просто одно звено в неровной цепи зданий, тянущейся вдоль асфальтированной улицы. Короткие участки стены, украшенные зелеными ветками или увитые плющом, соединяют отдельные жилые корпуса, и мы предполагаем, что за ними находятся садики или хотя бы озелененные дворы. Лучи солнца падают на плоские, косые крыши, на машины, припаркованные по обочинам уходящей вниз улицы. Большое, молочно-белое облако, из глубин которого исходит бледно-желтый свет, недвижно стоит вдалеке над невидимым концом улицы; там, внизу, виднеется только неясная желтовато-коричневая полоса, которую мы могли бы принять за край пшеничного поля или за отблеск жаркого солнца, или за то и другое вместе. На улице довольно тихо; иногда какая-нибудь из машин оставляет свое место в общем ряду и с шумом устремляется вниз по улице. Мужчина в синих брюках и ситцевой рубашке подрезает куст.
Вдоль другой стороны улицы тянутся лужайки, на которых в определенном порядке, образуя своего рода узор, расставлены особняки. Эти дома выглядят солиднее. Иной из них имеет каменный балкон, который хорошо смотрится на сером фасаде, или колонны у подъезда.
Как раз теперь на одном из балконов появился мужчина; он подходит к перилам и стоит там по пояс голый, как крепкая, потемневшая от солнца глыба. Вот он закуривает сигарету, бросает взгляд на небо, а потом на дом, где живет ребенок.
Мужчина выглядит лет на сорок, у него темные волосы и намечающееся брюшко. В целом у него здоровый, спортивный вид. Если бы мы могли присмотреться к нему вблизи, мы бы заметили, что у него красноватые, набухшие веки, как бывает после неспокойного сна.
Автоматические
В проемах между особняками видна другая улица с такими же домами. Теперь мы видим женщину, как она подходит к ребенку, который сидит в кухне на полу и протягивает ей свою тетрадь для рисования.
Должно быть, это деревья, желтые деревья, говорит женщина: это что, клены или каштаны, или вязы?
Вязы, отвечает ребенок, желтые вязы!
Женщина гладит ребенка по волосам, таким же медно-рыжим, как и у нее самой.
Ребенок снова берется за рисунки, а женщина принимается хлопотать у плиты: она ставит на газ кастрюлю с молоком; кастрюля блестит. Потом женщина достает сигареты и зажигалку из сумочки, лежащей на стуле у обеденного стола. Закурив, она вынимает из сумочки письмо и, сидя вполоборота к рисующему ребенку, читает:
Дорогой Мюрад, посылаю тебе это письмо на старый адрес, потому что нового я не знаю. Слышала только, что ты переехал — и сразу же спешу сунуть нос в твою новую жизнь. Мне бы надо немного денег для Альмут. Конечно, это только повод. Да у меня и нет никакого права требовать от тебя денег. Тебе нечего меня бояться. В общем, пришли деньги!
С сердечным приветом, Сюзанна.
Тут женщина быстро достала ручку и в конце письма добавила:
Альмут как раз рисует вязы, листья у них желтые или они стали такими. Как те деревья, что росли на холме; мы часто туда ходили.
Внизу текла река, охваченная вечерним опьянением, как ты это называл.
Я веду себя как ребенок.
В конце женщина поставила многоточие.
Она вложила письмо обратно в конверт и запечатала его.
Идем, сказала она затем ребенку, давай мы тоже подумаем о будущем!
У нас есть шоколад, спросила девочка.
Она встала, оправила платье и побежала к женщине.
Потом они сели завтракать.
Немного позднее обе направились вниз по длинной улице. Через плечо ребенок нес корзиночку зеленого цвета, женщина вела ребенка за руку. Воздух еще не слишком нагрелся, и тени искрились на тех местах, где лежала роса. Ребенок показал на солнце, которое переместилось теперь в конец улицы; гора облаков исчезла; лишь легкая, высоко взнесенная ветром дымка еще парила перед солнечным диском, края которого уже начали понемногу расплываться. Из палисадников доносился звон тарелок; жители поселка собирались завтракать.
Откуда приходит солнечный свет, спросил ребенок.
От самого солнца, ответила женщина.
А лунный свет?
Он тоже от солнца.
Опустив голову, ребенок уставился в пол.
Женщина начала рассказывать сказку про луну:
Через осколок стекла дети увидели волшебника: он нацепил луну на зубец своей короны. Детей охватил страх. — Но тут девочка заметила впереди на тротуаре собаку, которая гонялась за своим хвостом. Девочка выдернула руку и побежала к собаке.
Видимо, это было не так уж некстати, потому что женщина быстро достала письмо и начала вертеть его в руках. Ее лицо, напряженное, немного бледное лицо сделалось еще более сосредоточенным. Взглянув на такое лицо, можно подумать: человек борется! — И это было недалеко от истины. Если женщина и не была сильной, то она хотела такой быть.