Мужчины Мадлен
Шрифт:
Для тех, кто не знает: Front de Lib'eration Nationale de la Corse, Национальный Свободный фронт Корсики, – очень серьезный гвоздь в сапоге французов. Он требует признания «народа Корсики» (по французским законам все граждане страны считаются французами) и отделения от Франции. В подкрепление своих требований корсиканцы порой устраивают весьма нешуточные теракты. Эхо их, насколько знала Алёна, докатилось однажды даже до Муляна! [6]
Правда, это произошло еще до того, как наша писательница начала ездить в «криминальную деревню», о чем она отчаянно жалела. Как же, «ушел на сторону» такой материал для романчиков-детективчиков! Мало ей было собственных приключений, бедолаге, так она еще что-то норовила накликать на свою голову…
6
Подробнее читайте в романе Елены Арсеньевой «Повелитель разбитых сердец», издательство «Эксмо».
Хоть, как пишут газеты, террористы Корсики теперь все больше ведут междоусобные войны, деля сферы влияния на рынке торговли наркотиками, все-таки вид у «шнырялы» был и в самом деле подозрительный, что в конце концов привлекло внимание секьюрити. К мужчине подошли двое полицейских и вежливо, но непреклонно начали что-то говорить, почти незаметно оттесняя его от очереди.
«А может, он вовсе даже не террорист, а просто-напросто воришка, и уже присмотрел себе богатую добычу», – подумала Алёна, провожая глазами «шнырялу», который явно не хотел уходить, все оглядывался, бросая алчные взгляды на тележки с багажом.
Но тут подошла ее очередь регистрироваться, и «корсиканец-террорист-воришка» был забыт.
Алёна сдала в багаж чемодан, оставила только сумку, висевшую через плечо, и картину, которую она перед выходом из дома для пущей сохранности поместила еще в один пакет, столь же внушительных размеров, как и «родной» черный, но только белого цвета, с витиеватой надписью «Galeries Lafayette», от которой у любой женщины начинает быстрее биться сердце, и направилась к стойкам паспортного контроля. Но тут взгляд ее упал на указатель с сакраментальными фигурками, женской и мужской, и Алёна свернула в том направлении. Попросту говоря, решила зайти в туалет.
Почти все туалеты в секторе Е2, особенно на территории посадочных залов, захованы в каких-то закоулках, к которым надо пробираться окольными путями. Наверное, сделано так из эстетических соображений, но для пассажиров их местонахождение вряд ли удобно. Поэтому Алёна решила воспользоваться случаем и посетить туалет, до которого надо идти не через пять, к примеру, коридоров, а всего через два. И, едва свернув в первый, она снова увидела «корсиканца». Тот стоял у стенки и что-то горячо втолковывал худому человеку, который слушал его, сгибаясь почему-то в три погибели и пряча лицо в воротник белой куртки.
Приблизившись, Алёна услышала, как «корсиканец» воскликнул зло:
– Сам все это устроил, вот теперь иди и ищи сам!
– Да как? – столь же зло пробурчал человек в белой куртке. – Меня сразу в полицию заберут! Что я могу сделать?
– Делай что хочешь, но хоть что-то делай! – рявкнул «корсиканец». – Не стой здесь!
Он оттолкнул человека в белой куртке от стенки, и Алёна мельком увидела его лицо… с подбитыми глазами. Немудрено, что худой боится полиции! С такими синяками у него просто уголовно наказуемый вид!
Заметив, что кто-то идет, человек в белой куртке поспешно отвернулся к стене, а Алёна, которая не любила ставить людей в неловкое положение, прошмыгнула в туалет.
Когда она вышла, ни «корсиканца», ни его избитого сотоварища в коридоре уже не было. Видимо, ушли делать свои загадочные подозрительные дела. Вернее, делишки.
Впрочем, наверное, ничего в них подозрительного на самом деле не было, ведь отпустили же полицейские «корсиканца». Конечно же, Алёна просто напридумывала на его счет. Как будто своих забот ей не хватает! К примеру, вспомнилось, что, мельком глянув в зеркало, она только что убедилась: гладкая прическа с заколкой не идет ей просто клинически, делает ее сущей уродиной. Наша героиня уже совсем было вознамерилась вынуть заколку, вернуться в туалет и смочить волосы, чтобы они завились привычными кудряшками, но спохватилась – идти по аэропорту с мокрой головой как-то… ну, мягко говоря, неавантажно.
Убеждая себя в том, что просто свет был неудачный, слишком уж неоновый, мертвенный и потому мертвящий, Алёна поспешила дальше. По пути она зацепилась за чью-то багажную тележку, брошенную посреди зала, и порвала пакет «Galeries Lafayette». Пришлось со вздохом глубокой печали снять его и дальше нести картину только в черном, непрезентабельном. Да шут бы с ней, с непрезентабельностью, главное, что защита плохая!
«Ладно, – утешила себя Алёна, – потом двину в «дьюти фри» покупать «Бейлис» и «Мартини» и там попрошу лишний пакет. Или куплю его, на худой конец, если будут жмотиться и даром не дадут».
Надо заметить, что писательница всегда, возвращаясь из Франции, покупала в аэропорту несколько пластиковых бутылочек своего любимого «Бейлиса». Цена по сравнению с российской просто никакая, а пластик везти легче. «Мартини бьянко», к сожалению, еще не додумались производить в пластике, и все равно цены в «дьюти фри» и в российских магазинах – небо и земля!
Алёна прошла цепью очередных коридоров и обнаружила, что, конечно, перед будочками пограничников тоже стоит очередь. Правда, она совсем даже не стоит, а непрерывно движется. И тут Алёна снова увидела человека в белой куртке. Его подбитые глаза на сей раз оказались закрыты огромными солнечными очками, и вид у него теперь сделался весьма пристойный и даже где-то законопослушный. У ног его стоял чемодан, а сам побитый говорил по мобильному телефону. Ну, надо думать, он уже начал делать то, чего хотел от него «корсиканец», и больше по физиономии не схлопочет.
«Интересно, какие у них дела? – подумала Алёна. – Чего они не поделили? Тут какая-то тайна… Эх, жаль, что мне сейчас лететь, я бы разведала, а потом романчик на эту тему написала!»
Следует заметить, что наша героиня была по гороскопу Дева, а значит, отличалась редкостной практичностью. Вообще по жизни мало что проходило мимо ее цепкого внимания, чтобы не быть впихнуто в какой-нибудь романчик. И можно себе вообразить, чего только она не насочиняла бы относительно «побитого» и «корсиканца», окажись у нее хоть минута свободного времени! Однако ни единой минуты у нее не было – просто потому, что настал ее черед подойти к пограничнику и протянуть в его окошечко свой паспорт. И тут оба странноватых персонажа были ею забыты, потому что пограничник взглянул на ее паспорт, потом на нее – и размеренно, непреклонно покачал головой, как бы говоря: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»
А на тех листочках было написано:
Впрочем, он вовсе не был жадным, мой N, в те далекие времена. Все, что у него было, готов был мне отдать. А было у него не слишком-то много денег на цветы да еще неистощимая, безумная страстность. Он осыпал меня розами, носил на руках и каждую минуту норовил на что-нибудь завалить или пристроиться сзади – почему-то больше всего ему нравилось заниматься любовью в этой позе. Черт его знает, кем он себя воображал, может быть, матадором, который поставил перед собой на колени быка…