Мужики что надо
Шрифт:
– Да я же тебе говорю, что помню Семена с колыбели, я как его мать ещё только беременная им ходила, и то помню! Да что там, отец его сам вот таким же, как ты, щенком был... Ну, посуди сам, как я могу ему или вот даже тебе желать зла?
У меня внук такой же, как ты, и вот он, между прочим, по кафе да ресторанам не шляется, а на флоте служит...
Шаги приближались. Парень молчал, старик же упорно продолжал свой монолог:
– Расскажи товарищу капитану все, что ты сейчас мне рассказал. Василий Андреевич с его другом самые лихие ребята в городе! Как они мафию уконтропупили, а?! Если бы они и правда вздумали тебя убить,
Коновалов осторожно вышел из подъезда, и через несколько секунд перед ним предстали старик и тот самый парень, который дал деру из кафе, натравив на капитана и его спутника своих дружков. Его, точно упиравшегося бычка на веревке, тянул за собой Иван Копайгора, Василий про себя ухмыльнулся - так смешно это выглядело, однако мысль об угнанном "Мерседесе"
несколько портила настроение бывшего оперативника. Самое главное, Коновалов вспомнил, где видел хозяина машины. Тот, разумеется, не мог не знать бывшего работника милиции, потому что сам дослужился до капитана и в недавнем прошлом был оперуполномоченным, только в другом отделении милиции. Если Коновалова уволили за бескомпромиссность и неуемное желание воевать с мафией, то Блохин, такую фамилию носил хозяин "Мерседеса", именно за связи с представителями организованной преступности и был выгнан из органов.
– Это вот, Василий Андреевич, Гена, - показал на своего спутника Копайгора.
– У него здесь девушка живет. И сам он тоже недалеко - в конце згой улицы.
"Ах ты, Гена, Гена-крокодил", - подумал вдруг Коновалов и улыбнулся, стараясь прикинуться этаким добрым дядей.
– Рассказывай, у меня очень мало времени, - проговорил он.
Чем дальше углублялся перепуганный Соболев в свое повествование, тем сильнее мрачнел капитан. Семен, безусловно, влип в дерьмо, да ещё в какое: теперь становилось ясно, что "Морская соль" попала к его дружку Жулику не случайно. Люди, посетившие "Звездное" накануне утром, считали себя новыми хозяевами наркотика и были отнюдь не расположены к шуткам. Однако товар к ним пока не попал, и они, судя по всему, справедливо винили в этом Семена и его приятелей.
Соболев, как правильно предположил Коновалов, услышавший произнесенное шепотом Копайгоры слово "Семен", связал появление устремившегося к нему могучего бывшего опера с утренними визитерами, хотя, по рассказам коллег (Соболева в момент прихода "крутых" в кафе не было - сегодня работает другая смена), те выглядели абсолютно по-другому. Однако у страха, как известно, глаза велики, а уж чего-чего, а страха своими рассказами все тот же Семен на Гену понагнал. Дошло до того, что, удирая от Коновалова, Соболев не придумал ничего лучшего, как угнать "Жигули" своего начальника - заместителя директора бара.
Ести стоявший перед бывшим опером парень не врал, а слова его походили на правду, брат Жанны находился в смертельной опасности.
Что, однако же, к сожалению, не проясняло судьбы девушки.
Следовало немедленно отправиться к Семену Голубеву, встретиться и поговорить с ним, если это ещё возможно.
"Все дороги ведут на виллу Ганджиева, - подумал капитан, которому очень не понравилось описание внешности типов, разыскивавших Семена.
– Будь я проклят, если не там отыщу дедов "наган"!"
– Ладно, пошли, - сказал
– Покажешь, где спрятался Семен.
– Я... я... я...
– залепетал парень.
– Ты, ты, мать твою, ты!
– передразнил его Коновалов, сразу переставая быть добрым дядей.
– Тачку, придурок, даже не запер. Что шефу скажешь, когда её сопрут? Не знаешь, что ли, своего райончика? Здесь её за те двадцать минут, что мы потратили на поиски да на разговоры с уговорами, не то что спереть, по частям растащить могут. А ты время тянешь! Я, между прочим, тоже на улице "мере" бросил... чужой.
Аргумент оказался убедительным, да ещё Копайгора этак не зло, как говорят, по-отцовски пристыдил парня.
"Макаренко, еж твою..." - подумал Коновалов, видя, что тащить Гену за шиворот не придется.
– Ладно... Я вам покажу, - проговорил тот, и все двинулись к арке.
ГЛАВА 7
– Последняя, - вслух проговорил Семен, вынимая из пачки сигарету и чиркая спичкой.
Сигареты "Кэмел", хотя Симон согласился бы и на "Приму", которой не курил с давно уже миновавших дней армейской службы, действительно кончились. Это почему-то более всего повергало Голубева-младшего в отчаяние, поэтому и слово "последняя" он произнес так, точно настала последняя минута его жизни.
Впрочем, жизнь его действительно висела на волоске с того самого момента, когда он согласился на одно заманчивое предложение.
Однако и не браться, как тогда казалось, было бы просто глупо...
После того как погиб Костя Тишков, дела его младшего брата Олега, а стало быть, и Олегова закадычного армейского друга Сени Голубева пошли под уклон. Братва разбежалась кто куда.
Симон с Олежкой попробовали действовать сами, но времена уже наступили другие. Маленьким группам становилось трудно противостоять более крупным формированиям. Симону с друзьями, конечно, кое-что перепадало, но все больше по мелочи. Мало-помалу бригада и вовсе распалась.
Голубеву повезло: он устроился в одну фирму, торговавшую автомобилями, как это последнее время принято, в "рассрочку наоборот". Кредит - замечательное изобретение акул западного капитала. Ездит человек на машине и выплачивает за неё деньги, и у нас теперь так, то есть почти так, - человек выплачивает, но... на машине не ездит. Правда, фирма, в которую взяли Семена, пока машины гражданам отпускала, однако Сеня не был столь наивен, чтобы предполагать, что так будет продолжаться всегда. А значит, даже своей невеликой должности, как принято выражаться, "старшего помощника младшего черпальщика" он скоро лишится, и что тогда делать?
Тут и подвалили два этих парня.
– Хочешь, - спрашивают, - пятьдесят кусков и новую тачку в придачу?
Сеня чуть не поперхнулся, понимая, что пятьдесят кусков - это не пятьдесят тысяч, а при сентябрьском курсе сто двадцать пять миллионов деревянных. Решил, что парни глупо шутят или издеваются.
Парни? Какие там парни - одному под сорок, другому, как видно, за, и, судя по разговору и вообще по манере общаться, шутить они не любят, а стало быть, говорят серьезно. Парни изложили суть дела, и Сеня понял, что все громадные "лимоны" придется поделить на троих или четверых, это по усмотрению самого Симона, так как он, если можно так выразиться, бригадир. Однако обещанную "девяносто девятую"