Мужики и бабы
Шрифт:
– Зы-а-растет.
Выбивая зубилом «стронутый» зуб, Лепило донимал Ивана:
– Иван, а Иван? Ты бы хоть поблагодарил гостя, – он нам услугу оказал, зуб нашел больной, а мы сидим как немые.
– З-з-з…
– Хватит, он тебя понял.
– Тьфу, Лепило! Мать твою…
– Счас я ему розочку подарю, – отозвался от стенки Серган.
Он встал, выбрал из ящика длинный шестидюймовый гвоздь, сжал его за шляпку, как тисками, железной черной ладонью, а другой рукой, ухватив за конец, стал легко свивать в колечки: на
– На, – подал он Прокопу скрученный розочкой гвоздь.
– Что ж ты добро портишь? – сказал Прокоп, кидая это Серганово изделие. – Был гвоздь, а теперь финтифлюшка.
– Виноват, ваше-вашество! – гаркнул Серган, выпучив глаза и вытягиваясь по швам. – Счас исправлюсь.
Он поднял розочку, стиснул опять гвоздевую шляпку в своей каленой ладони и, ухватив за конец, пыхтя и синея от натуги, вытянул гвоздь во всю длину.
– Ваша не пляшет, – осклабился Серган, поигрывая гвоздем.
На дальней церковной паперти проскрежетала отворенная железная дверь, в притвор выплыл в рясе с крестом отец Афанасий.
– Ой, погоди-ка! – Лепило кинул зубило и бросился в кузницу.
Через минуту он вышел, держа в длинных щипцах разогретую докрасна подкову:
– Серган, на-ка отнеси попу подарок.
– Чаво? – Серган обалдело глядел на того, не понимая.
– Сейчас поп двинется на кладбище, в часовню служить. А ты вон на тропинке, через дорогу, положь подкову. Он ее подымет, а мы поглядим.
– Гы-гы! – Серган ухватил щипцы с подковой и в два прыжка пересек дорогу, положил горячую подкову на тропинку и моментально вернулся.
– А теперь все в кузницу. Ну, ну, марш! – скомандовал Лепило.
Поддавшись какому-то безотчетному озорному искушению, они сгрудились все у раскрытых дверей, глядя на неспешно идущего по тропинке отца Афанасия. Даже Прокоп неожиданно для себя поддался игре: подымет подкову или мимо пройдет?
Отец Афанасий шел, глядя в землю.
– Ишь, какой настырный, – сказал Лепило. – Все под ноги глядит… Поди, клад ищет…
– Счас найдет.
Отец Афанасий увидел подкову, приостановился в минутном раздумье – брать или нет? Стоящей показалась подкова, нагнулся, поднял и тут же бросил ее.
– Ай-я-яй! – кричал он и тряс рукой.
А от кузницы в раскрытые двери в пять глоток:
– Гы-гы-гы!
– Что, батя, взял? А ведь подкова чужая!
– Опять твоя проделка, Леонтий? Эх, Лепило ты, Лепило… Греха не боишься.
Отец Афанасий заметил Алдонина.
– И ты здесь, Прокоп Иванович? – он покачал головой и скорбно произнес: – Не ожидал я от тебя… Вольно вам над стариком смеяться, – и пошел, тихий и сгорбленный.
Прокоп весь зарделся до корней волос, отошел к машине, сел на круг и насупился.
– Брось ты! Нашел из чего переживать, – подсел к нему Лепило.
– Нехорошо! Старика одними налогами гнут в дугу,
– Нашел кого пожалеть, – сказал Лепило. – А то он хуже нас с тобой живет.
– Не в том дело. Мы на вольном промысле, сами себе хозяева. А он божий человек, за всех за нас ответ держит. Нехорошо в нашем возрасте да в положении. Я ведь не зубоскалить к тебе пришел. Я по делу.
– Что за дело?
– Ты мою машину для глиномялки видел?
– Сборную, что ли?
– Ну! Глиномялка теперь нужна, как в поле ветер, а машину приспособить можно.
– К чему?
– Мельницу паровую сделать.
– Мельницу?! А жернова? Нужен кремень, магний…
– Кремень у меня есть, а магний в Рязани купить можно. Жернова отолью – будь здоров. Оковать их для тебя – плевое дело.
– Дак ты что хочешь?
– С тобой на паях мельницу сладить…
– Не знаю, – тяжело выдавил Лепило.
– А чего тут не знать? Дело само в руки идет. Машина есть, привод сообразим. Я теперь свободный от всяких артелей. Железо есть. Кузница своя, ну? Что ж мы вдвоем ай мельницу не сладим?
– Об чем речь!.. Сообразим… Но сил хватит ли? Лес нужен и на постройку и на мельничный стан.
– Я уж приглядел и дубовых столбов для стана, и лежаков сосновых. Тесаных.
– Где?
– У Черного Барина.
– У него, поди, не укупишь.
– В долг отдаст…
– Ах ты, едрена-матрена. Завлекательно. – Лепило почесал свой лохматый затылок и вдруг толкнул локтем Алдонина: – Смотри-ка!.. – кивнул на дорогу. – Вроде к нам.
С дороги свернули к кузнице Кречев и Бородин. На Кречеве была неизменная гимнастерка хаки, с закатанными по локоть рукавами, Бородин шел в синей рубахе, без кепки.
Алдонин забеспокоился:
– Насчет мельницы при них ни слова.
– Ну, ясно дело. Вот денек, то поп, то председатель, – хмыкнул Лепило.
Кречев и Бородин чинно поздоровались, присели на водило.
– Чья молотилка? Твоя? – спросил Алдонина Кречев.
– Каченина, – ответил Прокоп.
– А ты чего здесь загораешь? Или новую артель сколачиваешь под названием «Чугунный лапоть»? – не скрывая раздражения, спрашивал Кречев.
– Я пока еще не подневольный, – огрызнулся Прокоп. – Хочу – дома на печи валяюсь, хочу – в кузнице семечки лузгаю.
– А у тебя кроме хотения совесть есть? – накалялся Кречев.
Андрей Иванович дернул его за рукав.
– Да ну его к… – отмахнулся Кречев. – Он ходит по селу, лясы точит, а мы топай за ним по жаре, уговаривай, как девку красную. Надоело!
– А чего вы за мной ходите? Я вам не должен.
– Ты не должен! У-у!.. Он еще смеется. А кто говорил на собрании, что подпишемся на заем при расчете с артелью? Я, что ли?
– Там много было говорунов, – ответил Прокоп. – Я их всех не упомнил.