Мужские эротические страдания
Шрифт:
– Да я спала только с тобой, когда пришла к тебе сама, - Антонина убрала руку, села на стул и, заплакав, сквозь слезы продолжила.
– Он меня почти силой взял тогда. Что я понимала сопливой девчонкой в восемнадцать лет, когда после училища угодила на это судно? Кэп уговаривал, твердил, что полюбил и прочие глупости. Как я понимаю сейчас, хотел добиться своего любой ценой. Ну я и пошла однажды стремительно ко дну, словно торпедировал меня он. С тех пор пошло-поехало. Я потом одумалась, что зря поддаюсь, но каждую неделю, как на каторге, отрабатывала высокое командирское доверие. Он словно
– Как же разведется, - сказал Иван.
– Тогда припишут аморалку, визы лишат, а с ней денег наполовину.
– Это я потом тоже поняла, когда увидела его жену в порту, где ты поступил к нам на службу. Уж так Анатолий увивался вокруг нее, словно заглаживал свою измену. Да я и не хотела за него замуж. Вдвое старше и характеры разные. С тех пор отказала ему решительно.
– А он, что, проглотил это молча?
– Я не дала ему шанса и не позволила больше прикасаться к себе. Он понял, но предупредил, если заведу шашни с кем-нибудь из экипажа, то вылечу пробкой с его посудины. Хотя, сказала, ему, что, мол, у тебя семья есть, а мне нужно еще замуж. Где же мне искать жениха себе?
– Так я жениться не собираюсь тоже!
– сорвался Илья.
– И не надо. Я полюбила тебя сразу, как увидела. У нас все было с тобой, буду помнить и этим жить.
– Пока не найдешь себе другого!
– Может и найду ровесника, загадывать не стану, - девушка встала, подошла к Ивану и поцеловала в губы.
– А теперь прощай, не вздумай подходить ко мне. Что-то я сыта вашим братом, как женатым, так и холостым.
Антонина поспешно вышла из каюты. Ивану Петровичу стало не по себе, но ревность подавляла его чувства к девушке. Он решил забыть ее.
Служба наладилась все же у штурмана. Хотя чувствовал мужчина ненависть со стороны кэпа и ждал подвоха.
Через два месяца судно прибыло в порт приписки. Все это время Иван и Антонина старались не замечать друг друга, разговаривали только по служебной необходимости. Санкт-Петербург встретил моряков затяжными дождями и многочисленными комиссиями. Каждый день на борту толпились то пожарники, то служба безопасности судовождения, то проверяющие здравоохранения, то капитан-наставник и ему подобные товарищи. Хуже нет прибывать в родной порт. Проверяющие спешили осуществить свои обязанности, а командный состав отбивался, как мог от них.
Иван Руднев не мог сойти на берег. Женатые члены экипажа умоляли отпустить их к семьям, и холостяки отдувались за них, несли вахты и принимали гостей.
На третий день стоянки на борт судна поднялась рыжеволосая худощавая девушка тридцати лет и представилась вахтенному Ивану:
– Ваша новая буфетчица Валентина Григорьевна Смирнова.
– Буфетчица?
– удивился штурман.
– А куда подевалась наша Антонина?
– Как я слышала в отделе кадров, ваша буфетчица не прошла медкомиссию, списана по беременности.
– Как это?
– растерялся Иван.
– Обыкновенно, такое случается на судне в длительном плавании с девушками. Вам ли не знать это?
– Почему мне?
– Да так, к слову сказала. Если не вы, то нашелся еще кавалер, который осчастливил бедную женщину. Как говорится, вместе хороводились, хорошо им было вдвоем, а отвечать станет одна слабая женщина.
– Тогда и с вами может произойти такой казус? К чему такой сарказм на житейское дело.
– Исключено, я против шашней на корабле: замужем - во-первых, а во-вторых - не люблю банальных похождений, о которых потом рассказывают всякие пикантные анекдоты.
– Рад за вас!
– удивленный вахтенный штурман вернул бойкой девушке документы. Разрешите проводить и показать вашу каюту. Когда устроитесь, то разыщите капитана и доложите ему о прибытии в наш славный экипаж. Ему расскажите тоже о своей моральной устойчивости. Он поймет вас непременно.
Вскоре сухогруз вышел в море, взял курс на Хельсинки, где предстояло загрузить зерно для порта Клайпеда. Работа отвлекла Ивана от грустных мыслей об Антонине. Вахта, отдых, кино в кают-компании, игра в шахматы с коллегами - рутина плавания. Экипаж на ограниченном пространстве старался отвлекаться чем-нибудь, чтобы не падать духом без родных. Любимые женщины, дети, отцы и матери остались на берегу. Люди на судне жили воспоминаниями и мечтами о скорой встрече.
В порт Хельсинки угодили на выходные. Погрузка должна начаться с понедельника. Судно портовые власти поставили к набережной в городе. Два дня мимо прогуливались семьями финны. Они с интересом рассматривали русских моряков.
Ивану надоел такой зоопарк и он поднялся на вахте сразу в рубку, чтобы не стоять истуканом, как экспонат, на голой палубе. Вечерело. Перед носом судна ошвартовался шведский сейнер. С кормы пристроился норвежский траулер. Они прибыли после путины. К ним сразу же нагрянул разноцветный отряд проституток. Команда весело встретила девушек легкого поведения и увела внутрь стальной коробки судна.
Ивану стало грустно. Перед тем, как молодых женщин разобрали финны с норвежцами, некоторые, видимо, любители новизны, тщетно пытались проникнуть на их судно. Вахтенный матрос решительно отогнал их от борта, мол, нельзя. Проститутка в короткой кожаной юбке показала курносому парню попу и что прокричала, очевидно, обидное для моряков. Все женщины презрительно заржали, как стоялые лошади.
"Почему нет, вечные запреты на российских судах. Деньги же заплатили бы свои, кому какое дело на какие цели. И тем хорошо, и мужикам разрядка", - подумал Иван.
К концу вахты развеселая женская компания вывалилась с сейнера и ринулась под деревья рядом. Иван не понял их странных действий и схватился за бинокль. Проститутки справляли малую нужду и, смеясь о чем-то своем, довольно пускали тугие струи между ног.
Штурман раздраженно бросил на стол бинокль. Норвежцы своих дам не отпускали пока, веселились по второму-третьему, поди, кругу. А на его теплоходе тишь и благодать, как у евнухов.
В Клайпеде Ивану выпало на вахте принимать литовскую карантинную службу. Две сочные молодухи в форменной одежде доложили, что обязаны проверить зерно на зараженность долгоносиком.