Мужские рассказы
Шрифт:
Свечанский двор был погружён в самого себя. Молодыми летними ночами над ним пели соловьи, на изломе лета золотистые пчёлы над ним носили свой мёд к дупляным ульям, над ним наливались водой осенние тучи, и будто сама старуха-вечность стерегла его покой, растя паутину на засовах его ворот.
Но сегодня дворовый люд поместья мог наблюдать редкую картин для свечанского быта. Сонные физиономии расписало любопытство, испуг, удивление и прочее живое перо человеческих чувств. В Свечанах творилось то, что немыслимо было здесь ни по каким порядкам, и потому вызывало такой интерес у окружающих. По двору расхаживал доброго вида стати бородач, какие обычно держат себя везде хозяевами,
— Что же ты стороной забираешь? А-ну, покажи мне свою руку! — так оговаривал старый Евтюх, желая испытать боевую сноровку своего гостя. Владко Клыч подбирался к противнику. А противник ему достался знатный. Это он держал в страхе ятвягов по всей верхней Волыни до самого Немана. Правда, тогда звали его не Евтюхом, а Евтеем Стипулой. Кто видел его в те годы мог бы вспомнить, как все пять часов, без заминки, орудовал Евтюх тяжёлым мечом, лишь перебрасывая его из руки в руку. Как наносил он три-четыре удара противнику сразу, при этом вовсе не замахиваясь. Да так, что каждый удар стоил бы вам какой-нибудь перебитой кости. Иногда на своём дворе Евтюх завязывал глаза платком и, не примеряясь, разбивал с полдюжины глиняных горшков, распиханных на значительном расстоянии друг от Друга по плетню. Ни одного лишнего шага, ни одного лишнего удара! А то бывало, что он вдруг заставлял четырёх своих мужиков нападать на него с палками, а сам только увёртывался от этих ударов не прибегая к оружию. Редко какой палке удавалось достать до его лба.
Теперь же Евтюх состарился и брал меч в руки только в память о своём громком имени. Сегодня его имя наставляло молодому гродненскому боярину Владко Клычу, что приходился Евтюху зятем. Старые глаза не замечали ненужности этого урока, не замечали и близкой расправы. Однако, Владко не стал святотатствовать над именем Евтея Стипулы, и мечи, ударившись друг о друга, разошлись по ножнам.
— А скажи мне, боишься ли ты старого Евтюха? — спросил свечанский воитель своего родовитого зятя.
— Кто не боится этого рубилы!
Евтюх хмыкнул от удовольствия. Хлопнув рукой по мечу, заклеймённому странной надписью «Господи помози ворогу моему», старый воин обнял гродненского кмета.
За всей этой разволокой с особым трепетом наблюдала одна пара глаз, которой такой исход боя принёс особую радость и упокоение. Дочь Евтюха, Аненка, боялась, что Владко, хоть и без умысла, в забаве, уронит честь её отца на виду у всего свечанского двора. И ещё Аненка боялась, что усердие Евтюха может показаться смешным для всех этих людей, которые вовсе не должны смешиться своим хозяином. И то и другое теперь отошло к напрасным страхам.
Над Свечанским поместьем догорал день. Владко посмотрел на жену и сказал:
— Ехать надо.
— Да-да… — вспомнил Евтюх. Его глаза вдруг вспыхнули новой выдумкой. — Я вот что, сам вас провожу. И не дожидаясь ответного слова, крикнул своему конюху. — Данько, седлаться! И моего поставь под седло. Возьми новое, сапуновое, с венчиками. Да чтоб потник был парчовый.
Евтюх заспешил. Его шаг уже потерял былую твёрдость. Спина, плечи и ноги теперь отдыхали, забыв о крепком кряже мужского тела. Он долго не выходил из терема. И тогда, когда засёдланных коней подвели к самому крыльцу, Евтюх появился в полном парадном облачении. На нём была соболья шапка с накладными ушами, широкий котт из гладкой серебряницы, рукава и подол которого расходились мелкими фестонами, а плечи Евтюха облегала меховая мантия. Он взгромоздился в седло, и теперь уже всё было готово к
Аненка залюбовалась отцом. В этой особой стати вельможного домодержца таилась своя, неподдельная красота и гордыня. Владелец Свечанского поместья и мог быть только таким, не знающим телесной и душевной чахлости.
Все трое выехали за ворота. Дорога перед Свечанами затянулась травой. Редкая земляная проплешина побеждала этот натиск травы. Всадники ехали дружным шагом и беспечно разговаривали. Вряд ли они могли предположить, что от самой привратной часовни их не отпускал чужой взгляд. Запахнувшись ветками, заслонившись широкими стволами деревьев, встречали эти глаза приближающихся всадников.
— Их всего трое, — сказали одни глаза, — да к тому же среди них женщина.
— Это то, что нам нужно, — сказали другие глаза.
— Да, — подтвердили третьи, — потому, что это знатные русы, а не простолюдины.
— Другого такого случая не будет, — ответили четвёртые глаза.
Евтюх рассказывал об охоте. О том как он подсиживал на ягодниках глухарей и их куриц — копылух. Евтюх щурил глаз прицеливаясь и бросал пальцами воображаемую стрелу. Он так увлёкся собственным рассказом, что не заметил, как качнулась над дорогой и сухо заскрипела падающая ольха. Дерево медленно ползло к земле. Евтюха чуть не придавило. Аненка, испугавшись, закричала отцу об опасности. В этот же момент на дорогу высыпала добрая дюжина странных людей в холщовых робах и нательном рванье.
— Ушкуйники! — крикнул Владко Клыч и, развернув коня, загородил Аненку. — Скачи обратно. Быстрей!
Женщина пыталась совладать с перепуганной кобылой. Владко потянулся было за мечом, но, видя беспомощность своей жены, подхватил под уздцы лошадь и увлёк прочь от завала. Он успел охлестать плёткой неповоротливый лошадиный круп, и лошадь понесла Аненку к Свечанам. Тяжёлая жердина ударила Владко сзади по голове. Ему перехватило дыхание. Кмет повалился на холку коню.
Евтюх без особого труда разделал мечом одного и другого насевших на него разбойников. Кровь так обильно плеснула из рассечин, что весь платяной рукав у Евтюха оказался мокрым. И снова две пары рук перехватили поводья у его коня. Сзади и с боков на старого воина наседали. Он только успевал поворачиваться. Но вот один из ударов добрался и до него. С тычка. Потом другой. Евтюх вдруг отяжелел. Он ещё крепко держал меч, но удача уже изменила его руке. Теперь могучую шею Евтея Стипулы попробовал такой удар, что голова свечанского воителя зарылась в конскую гриву. Дубьём, с подмаха. Дело было сделано.
Женщина была ещё недалеко, когда Родингер поднял свой арбалет. Что-то влекло его руку, что-то в нём уже пустилось вдогон уносившейся прочь всадницы. Родингер впился пальцами в спусковую раму, догнал взглядом цель и выстрелил. Женщина ещё какое-то время держалась в седле. Казалось, что ей повезло, что безжалостный дрот, почему-то, разминулся с её спиной. Но вот она наклонилась притягиваемая землёй и упала под ноги своей кобыле.
Всё закончилось. Нападавшие переводили дух.
— Этот готов! — сказал кто-то склонившись над хозяином Свечан.
— До последнего дрался, — отозвался Тидмар, разглядывая дорого ставшего врага.
— Тела нужно предать земле. По христианскому обычаю, — вмешался Родингер.
— И этого потащим? — кивнул на свечанина Гуттельбер.
— Его пусть ведьмы отпевают.
Родингер сплюнул. Братья-рыцари вывели коней из лесу. Перетащили тела убитых, побросали их в дорожную повозку. Сверху взгромоздили бесчувственного пленника.
— Да жив ли он? — Родингер поднял ему голову. Рус застонал не поднимая век.