Мужской день
Шрифт:
– Дядь Володь! А у вас машина сколько лошадей?
– Дядь Володь! А вы «Волгу» обогнать можете?
– Пошли отсюда вон! – говорил он раздельно и тихо.
Мы замирали на какое-то странное тягучее мгновение. Я хватал за руку Бурого или Колупаева, чтобы не пропустить самое главное.
– Я непонятно сказал? – говорил отец Сереги-маленького еще чуть громче.
Мы молчали и стояли как вкопанные.
И тут он взрывался, наподобие нынешних китайских петард.
– Пошли вон, подонки! – орал он на весь двор.
Взяв в руки гаечный ключ, он
Это был странный аттракцион, который повторялся каждый раз с точностью до секунды.
Мама порой выбегала во двор в тапочках и хватала меня за руку, чтобы объяснить положение вещей.
– Он же больной человек! – страшным шепотом говорила она. – Зачем вы над ним издеваетесь?
Вообще все мамы нашего двора видели из окон, что происходит возле гаража, но поделать с этим ничего не могли.
– А вдруг можно с ним как-то договориться? – тяжело вздыхая, говорила мама Сурена.
– Нет, но вы поймите! – горячилась моя мама. – Ведь гараж-то возле котельной! Возле теплоцентрали! А если пожар, взрыв какой-то, я даже не знаю! Машина-то старая уже. Я уже не говорю, что гараж находится практически на детской площадке!
– Конечно! – горячо подхватывала мама Сурена. – Он же вообще на ней не ездит. Зачем тогда ремонтироваться?
– Да нет, я вам говорю, нужно написать в райисполком, – убеждала ее моя мама. – И вообще прекратить это безобразие.
Но ни мой папа, ни папа Сурена вмешиваться в эту историю с гаражом совершенно никак не хотели. Видимо, оба они твердо стояли на том, что никакой реальной угрозы от отца Сереги-маленького нет, а нам нужно просто надавать по шее.
Не знаю, как обстояло дело в других семьях, но в нашей семье надавать мне по шее было как-то некому. По крайней мере, по этому конкретному поводу.
Ну как, скажите, как мы могли не подходить к гаражу!
Я и сейчас довольно хорошо помню, что мы стояли под ленивым редким дождем и смотрели внутрь, а там, внутри, горел свет и возился с мотором отец Сереги-маленького. Мы стояли на довольно безопасном расстоянии, где-то в районе песочницы, и дождь поливал наши лица, а мы были насквозь мокрые и счастливые. Лампочка в гараже горела вполнакала, были видны грубые кирпичные стены, края машины матово светились из полумрака, лобовое стекло казалось темным, почти черным, и лишь фары у машины зловеще поблескивали, как в фильмах про Великую Отечественную войну.
Но самым загадочным во всей этой истории было то обстоятельство, что и Серегу-маленького отец точно также не подпускал к гаражу!
При этом Серега был, конечно, совершенно страшным патриотом своего гаража, своей машины и вообще всего.
– Он знаешь как ездит! – кричал он, бывало, на Колупаева, когда тот начинал к нему приставать.
– Ну как, как? Как он ездит? – хмурился Колупаев.
– Как бог! Понял? – говорил Серега-маленький, и было видно, что губы у него в любой момент готовы задрожать – от гордости и от обиды.
–
– Не понял, иди пописай! – орал Серега-маленький. – Может, моча от мозгов отхлынет!
Тогда Колупаев брал Серегу, относил его к стене и прижимал между ног коленом.
– А что ж он тебя в гараж не пускает, а? – говорил он тихо.
После чего Серега начинал глухо рыдать, отбегал шагов на десять и бросался в Колупаева мелкими и большими камнями и кусками асфальта, какие попадались под руку. Иногда он не появлялся во дворе после этого день, иногда два, а иногда и целую неделю.
Конечно, всем было хорошо известно, что иногда Серегу все-таки можно было увидеть в кабине этого старинного автомобиля, медленно выезжающего на большую дорогу. Но и об этих редких моментах Серега говорил как-то не совсем понятно:
– Это чтобы мотор не застоялся! А так бы он вообще выезжать не стал!
Иногда Колупаев вдруг подходил к гаражу и изо всех сил бил ногой по железным дверям.
– Сожгу к чертям! – тихо говорил он. Мы ему совершенно не верили, и лишь малышня замирала в ужасе от этих жутких клятв и обещаний.
– Ну давай-давай, сожги! – с тихой ненавистью говорил ему в такие моменты Серега-маленький.
– И сожгу на фиг! – отвечал Колупаев еще более тихим и страшным голосом.
– Ну давай, сожги! Может, тебе и бензинчику принести?
– Конечно, принеси! И спичек тоже принеси! И газету старую давай принеси! И зажигалку, на фиг, давай принеси! – с ненавистью и тихо говорил Колупаев, сверкая белками глаз, как цыган из фильма «Неуловимые мстители».
Так они еще долго разговаривали, перечисляя все те предметы, которые могли иметь отношение к возгоранию огня: сено, солому, огнетушитель, дрова, уголь, карбид, порох и так далее.
Часто я пытался образумить Колупаева такими простыми словами:
– Колупаев, кончай бузить насчет гаража! Серега-то чем виноват?
Колупаев поднимал на меня тяжелый взгляд и отвечал коротко:
– Виноват!
И я понимал, что спорить с ним бесполезно.
Но однажды произошло событие, которое вдруг изменило то, что казалось мне вечным и незыблемым.
Был обычный серенький день.
Серега-маленький вдруг начал что-то такое говорить насчет того, что «эта машина может сто двадцать километров выжать», как вдруг Колупаев подскочил к нему и, подняв носком ботинка кучу песка перед его носом, с глухой яростью сказал:
– Молчи, понял?
– Почему это? – набычился Серега, и мы приготовились к обычному кровавому сценарию, но вдруг все пошло совсем не так, как всегда.
– Потому что это не твоего отца машина! – заорал Колупаев.
Он скрутил Серегу-маленького и сказал ему прямо в лицо:
– Если бы это была его машина, он бы давал тебе в гараж заходить! Понял? Это не его машина!
От этой дикой идеи мы все прямо-таки оцепенели.
Стало тихо и страшно.
Серега-маленький не заплакал, а только странно улыбнулся и пошел домой.