Мужья для Эйры
Шрифт:
Каллиграфия в нашей деревне, как способ сублимировать нерастраченную сексуальную энергию. Впрочем, как и все остальные занятия в здешних местах.
— Пробовал! — смахиваю пот и тянусь рукой за кувшином с водой. Вены вздуты, кожа покрыта испариной. И с чего я, спрашивается, себя извожу? — не помогает каллиграфия.
— Ну так с надо было с Миртом к барышням наведаться, — хихикает в усы старик. Видимо, вспоминает, как сам на прошлой неделе на спутник к своей зазнобе гонял.
Взглядом прошу его заткнуться и выливаю согретую солнцем воду себе на
Арктус подтягивает рясу, чтобы поудобнее устроиться на пне, и продолжает меня разглядывать. Чует, что хреново мне.
— Не пойму…— прищуривает синие глаза и трет бороду, — но, кажись, не в барышнях дело.
Цокаю, подняв глаза к деревянному навесу над кузницей. В голове гул, будто по моей башке пару раз молот прилетел. Разминаю затекшую шею, и только хуже становится. А старик все домыслы озвучивает. И без него тошно, он еще добавляет. Но отправить старца подальше в лес не решаюсь. Он хоть и выбешивает своей назойливостью, но часто дело говорит. Да и вообще, уважаем нами.
— Тревогу чую. Но не твоя она.
— Не моя, — соглашаюсь, опускаясь без сил на бревно, — в том то и дело, что не моя. А мотает меня!
Я с детства обладаю способностью чувствовать людей, считывать их эмоции. Часто это умение можно назвать даром. Я обычный врач, а моя природная сила помогает найти причину переживаний человека, убрать мысли, от которых образуется болезнь. Но в такие минуты, как сейчас, это сущее наказание. Я чувствую чью-то беду, но даже понять, чья она, не в силах.
Третий день я не могу нормально спать, в сердце страх. Вместо аппетита тошнота. А в мыслях сплошная безнадега. Это несвойственное мне состояние порядком поднадоело. Поначалу пытался отвлечься рыбалкой – тишина пугала. Пошел на охоту – так и вовсе плакать захотелось. Сел за каллиграфию – руки задрожали. Вот в кузницу пришел, нож закончить, так сдуру чуть без ноги не остался. Какого демона со мной происходит?!
— Да…дела…— выдыхает старик и чертит концом посоха узоры на пыли.
— И среди нас таких обреченных нет вроде…— мыслит вслух старец, — а может, Гея, Мать наша, опять хворобу на тебя наслала со своими черными ведьмами? Никак не успокоится, что отказал ты ей. А эта могла! Могла…Обиженная баба и не на такое способна.
Способна…Но не она это. Я ее магию на раз отсекаю. Здесь что-то другое.
— Ничего…эта ночь покажет, — кивает Арктус, соглашаясь со своим предположением, а я скептически ухмыляюсь. Покажет. Если не сведет с ума окончательно.
С нетерпением жду «этой ночи», чтобы вырубиться. Я так измотал тело, что вот-вот сдохну, а сон не идет. Места мало мне. Будто в замкнутом пространстве нахожусь и воздуха нет. Выбираюсь из хижины и ложусь на траву под звездами.
Прохладная листва приятно покалывает кожу, над ухом стрекочут сверчки, ветер доносит с огорода запахи пряных трав. Вдыхаю полной грудью и пялюсь во мглу ночного неба. Вижу падающую звезду и меня пронзает озарение. Мне надо туда!
Мозг пытается найти здравое зерно в этом порыве, но тщетно. На орбите
Подрываюсь на ноги и рву в деревню. Нужно связаться с Миртом.
— Я занят! — бурчит в трубку друг и отключается.
Занят он! На Шере своей, поди, верхом скачет.
Звоню еще раз, и пока жду ответа, сминаю в руке железный прут, представляя, что это член Мирта.
— Друг мой, — чересчур любезно выдает он, но в голосе явное раздражение, — видишь ли, я немного занят.
— Мне нужен шаттл! — рявкаю без лишних объяснений.
— На кой он тебе? Полетать захотелось перед сном? — язвит Мирт, явно недовольный тем, что я отвлек его от важного занятия, — или присоединиться все-таки надумал. Шера, красавица, примешь Кая?
Зверею на глазах, а в голове проскакивает мысль, не сделать ли его импотентом на пару вечеров, чтобы не умничал?
— Тащи свою задницу сюда, я сказал! — не сдерживаясь, рычу и прерываю связь.
Уверен, Мирт понял, что я не шучу, поэтому явится с минуты на минуту. А мне надо принять душ прежде, чем облачаться в униформу.
В мир я выхожу исключительно в форме доктора. Это здесь, в поселении отшельников, хожу как дикарь, а там, где есть женщины, приходится соблюдать обычаи и выглядеть так, чтобы лишний раз не вызывать у них желание забрать меня в свой гарем.
Мирт прилетает как раз, когда я набрасываю на плечи плащ. Даю знак, чтобы не глушил двигатели, и поднимаюсь на борт, молча отстраняя недовольного друга от управления. Этот шаттл принадлежит нам обоим, и свою часть он уже отлетал.
— Может, объяснишь, какого уха ты меня дернул? — косится на меня, когда зависаем над планетой.
Чувствую, что копается в моих мыслях, и нарочно раскрываюсь еще сильнее. Пусть охренеет от того хаоса, что у меня в мозгах.
Морщится и озадаченно хмыкает. Понял, что ни хрена не понял. А я с этим живу уже третий день.
Что-то вынуждает опустить голову, и в нижнем иллюминаторе замечаю, как нечто огромное, кувыркаясь, несется прямо на нас. Сердце замирает.
Пальцы машинально вводят команды технике, а глаза безотрывно следят за серебристой махиной. Успеваю разобрать, что похожа эта штуковина на корабль, что в музее древности занимает почетное центральное место. Но в голове не укладывается, что то, что я думаю может быть правдой.
Мы заняли Новую Землю больше тысячи лет назад, и то, что земляне нас все-таки когда-то найдут, казалось бредом.
— Да ну на…— припав к стеклу, орет Мирт, — что делать будем? Они же нас размажут.
— Попытаюсь захватить в наше поле.
— За собой потащат…
Мирт прав. Корабль землян весит раз в сто больше нашего шаттла. Даже, если включить магнит на полную, управлять им не сможем. Но выбора нет. Так, мы возможно, снизим их скорость.
— Там есть, кто живой? — переживает друг, понимая, что мы не оставим в беде людей. Одно дело, ржавая посудина, другое – живые души.