Музпросвет
Шрифт:
Что делать? Я, разумеется, не буду вставать на пролетарскую точку зрения и обиженно шипеть на консерваторских профессоров, которые, дескать, не способны отличить музыку от немузыки. Давайте попробуем понять позицию оппонента. Как мы увидим, это довольно несложно. Позвольте предложить аналогию. Как вам понравится такое вот стихотворение:
Papa papa papy papa Papa pypa pypa papa Руру papy papy papa Papa papa papy pypyВы скажете, что это не стихотворение? А я отвечу: наверное, вы не разбираетесь в поэзии!
Оно игнорирует наличие языка, способного
Оно навязчиво, звуки неинтересны, ритм банален, все в целом примитивно устроено?
Ну, во-первых, не так уж примитивно (слог «ру» является то ударным, то безударным, композицию в целом можно рассматривать как борьбу «ра» с «ру»: «ра» тянет одеяло на себя, но «ру» пробирается в финал); во-вторых, есть куда более просто устроенные стихи, скажем опус классика французской поэзии Гийома Аполлинера, состоящий просто из последовательности букв алфавита; а в-третьих, если это кому-то нравится, то почему бы и нет?
Это стихотворение не игнорирует наличие языка, оно создает собственный язык. И собственную атмосферу. Ссылки на Пушкина не помогут: академическим литературоведением нас не удивишь.
Но ведь даже «В лесу родилась елочка» куда богаче и игривее!!! Эти ра-ра-ра-ру — просто раковые клетки: раковая опухоль сожрала «В лесу родилась елочка» или «Я помню чудное мгновенье»!
Ну, не надо так нервничать, если угодно, я готов усложнить пример. Вот, скажем, ужасно прогрессивное семплирование, так можно из одного старого стихотворения сделать много новых:
Papa мню чуд papy papa.Существенно улучшить вид (но не смысл) этого стихотворения можно, применив различные шрифты, это точный эквивалент саунда:
Можно обогатить эту строчку и лихим брейкбитом, а потом охардкорить, но я предоставляю это читателю в качестве увлекательного домашнего задания.
Одним словом, человек, который способен оценить прелесть «настоящего» стихотворения, на суррогат принципиально не согласен. Замшелая академическая позиция здесь ни при чем. Точно также человек, способный оценить прелесть «настоящей» музыки (Монтеверди, Бах, Мессиан, Ксенакис), не согласится считать техно музыкой. Легким утешением для любителей ра-ра-ру-стихов может служить то обстоятельство, что поэзия находится в глубочайшем кризисе, новых Пушкиных нет, и тот, кто пытается писать в старом стиле, добивается результата, как правило, убогого. И в мире «серьезной» музыки уже давным-давно идет кризис, смущение в умах и непрерывная переоценка ценностей. Сверхпопулярное и ужасно прогрессивное техно — это танцы на поминках по приличной музыке.
Никто, конечно, не верит, что состыковка разных треков — это сложный творческий процесс. Треки специально выпускаются в таком виде, чтобы их было легко состыковывать, один хаус-трек подходит к любому другому, как болт к гайке. Уже много лет назад победила стандартизация, и если и сравнивать диджея с поваром, то только с тем, который разогревает готовые замороженные котлеты (или куриные ноги, если Вестбам настаивает на своей аналогии). Достаточное ли это основание, чтобы называть диджеев из техно-МакДоналдса «художниками и творцами»?
Вообще говоря, вся современная культура держится на воспроизведении и размножении образцов прошлого. Тем же занимаются джазмены, металлисты, альтернативные рокеры, брит-попперы. Писатели, поэты, голливудские киносценаристы и режиссеры. Все. Техно-диджеи, определенно, принадлежат к этой тенденции, но они — вовсе не начало всех бед.
С некоторой натяжкой произведения традиционного искусства можно рассматривать
Уве Шмидт (Atom Heart) полагает, что широко распространенная манера противопоставлять техно-трек и поп-песню говорит об ущербности музыкальной мысли и о глубоком кризисе. Не нужно делать выбора, следует просто прекратить писать песни и программировать треки. Технология и того и другого хорошо известна и к творческой деятельности никакого отношения не имеет.
Главной болезнью 90-х годов Уве называет loop, то есть много раз повторенный в цикле акустический кирпич. Техно-продюсеры как нечто само собой разумеющееся воспринимают процедуру построения композиций из многочисленных слоев, каждый из которых состоит из зацикленных звуков. Единственное существенное изменение, которое может произойти по ходу развития трека, — это появление или исчезновение нового слоя. Этим и ограничивается круг творческих проблем, которые приходится решать техно-музыканту.
Прогрессивно мыслящие продюсеры видят выход в уменьшении количества слоев, это путь техно-минимализма, но и он кажется Уве тупиковым, а кроме того не затрагивающим сущности проблемы. Самый главный дефект подобного подхода — это то, что музыка не меняется со временем, каждый цикл повторяется абсолютно одинаково.
Уве соглашается, что повторение — это основа музыки. Но одновременно он утверждает, что повторения не должны быть абсолютно точными, музыка должна непрерывно изменяться, расти как нечто органическое.
Какая музыка нравится Уве? Живая. Например, старый джаз или современный латиноамериканский фольклор. Побывав в Коста-Рике, Уве на какой-то свадьбе услышал игру деревенских музыкантов, которые часами напролет могли тянуть одну и ту же нехитрую мелодию. При этом они играли настолько вразнобой, казалось, не обращая внимания друг на друга, что о точном воспроизведении мелодии и ритма не могло быть и речи. Музыка находилась в постоянном движении. Вот она — настоящая органика, понял Уве, измученный немецким монотонным техно. Он уехал из Европы и поселился в Сантьяго, столице Чили.
Чем ему не нравится ситуация в Европе? «Прежде всего, наблюдается очевидный застой электронной музыки. Большая часть производимой музыки сводится к повторению одних и тех же схем. Называется ли это „хаусом“ или „драм-н-бэйссом“ — не имеет значения, принцип все равно остается одним и тем же. Что же касается Европы в целом, то я придерживаюсь мнения, что здесь очень сложно искать новые пути. Европа — исключительно плотно заселенное пространство с очень долгой культурной традицией. А это приводит к тому, что здесь можно работать в глубину, но не в ширину. Мне здесь не хватает дистанции и перспективы. В 1993—1994-м ситуация была еще совсем другой. Но потом сформировалась специфическая атмосфера, в которой делается техно, были расставлены все точки над „i“. Заниматься независимой музыкой, не замечая, что вокруг тебя происходит, стало просто невозможно. Техно-тусовка в Германии очень сильна, давно устоялись свои правила игры, своя шкала ценностей. Но такое положение сложилось вовсе не во всех странах, максимум в пяти. Мне было очевидно, что нужно уехать туда, где нет никакого техно, вообще никакой электронной музыки.