Музпросвет
Шрифт:
Это и есть пафос техно, ничего другого в техно нет.
А я к техно и Kraftwerk отношения не имею просто потому, что я вообще ни в чем не уверен и во всем сомневаюсь. Kraftwerk — это вера в прочную архитектуру, это мир, лишенный сомнений. Но ведь никаких гарантий нет, мы движемся в состоянии полной непредсказуемости.
Как я могу использовать зацикленные акустические блоки, когда я не знаю, сколько раз их нужно повторять — два, четыре, семь, восемь? И почему вообще повторять?»
Но как бы ни была разнообразна твоя музыка, она остается сделанной из повторяющихся элементов, она техноидна.
ТОМАС БРИНКМАН (Thomas Brinkmann):
То есть техно — это все-таки бум-бум-бум-бум?
«Да, это техно. Для меня и греческая архитектура — техно».
В каком смысле?
«Красивая поверхность, под ней — жесткая структура. Ты смотришь на колонны — они действуют как бас-барабан: удар-пауза-удар-пауза. Края жесткие, и очень четкое деление пространства: здесь стена, здесь проход. Общий эффект строится из повторения фактически одного элемента — колонны. Портал, лестница, которая ведет внутрь, — это интродукция, вступление. Посмотри на крышу, на фриз, на капители: все дополняет движение колонн, это визуальная статика. Это простая конструкция, но очень эффективная, фундаментальная. Это сама надежность, это исполнение обещания, это предсказуемое будущее, это жесткость нашего мира. Все европейское понимание архитектуры — причем не только архитектуры, но и пространства и вообще конструкции — стоит на этих колоннах».
ТОМАС БРИНКМАН: «И тут возникает интересный вопрос, сколько килограммов весит идея? Этот вопрос возник в связи с итальянским движением arte povera. Итальянские концептуалисты, скажем Янис Кунелис, выставляли огромные массы сырого материала. При формулировке этого вопроса мы исходили из факта, что московский Дворец Советов так и не был построен, а при этом его влияние на всю архитектуру сталинской Москвы было поистине грандиозным. Хотя архитектурная доминанта так и осталась на бумаге, проект Дворца Советов отразился в фасадах жилых домов, в силуэтах высотных зданий, в интерьерах метрополитена. Непостроенное самое высокое здание советской столицы — пример идеи, которая так и не была реализована в материале, но, тем не менее, сильно повлияла на окружающую жизнь.
То же самое относится и к техно.
Поп-музыка продается миллионными тиражами. Если же сложить тиражи всех моих грампластинок, то я все равно не дотянусь ни до чего подобного. Если посмотреть на продукцию таких маленьких мэйджоров, как, скажем, фирма Mute, которая выпускает каждый альбом тиражом 30, 40, 50 тысяч, то и до этого мне со всей моей продукцией как до Луны. Так что чисто в количественном отношении никакого техно-потопа или техно-перепроизводства просто нет.
Но мы только что говорили, о том, что вес идеи не связан с весом, в данном случае, пластмассы. Корректно ответить на вопрос „Много
ТОМАС БРИНКМАН: «В техно очень важен момент ускорения».
Ускорения чего?
«Всего процесса производства, распространения и потребления музыки. Вещи потребляются в определенный отрезок времени, после чего просто исчезают. Их место занимает что-то новое. Конечно, встречаются треки, которые можно слушать и через год, и даже, может быть, через три, но в принципе все ориентировано на текущий момент. И система распределения устроена совершенно по-другому. Когда ты покупаешь компакт-диск, ты идешь в магазин, выбираешь, что тебе нравится, слушаешь CD дома раз пять-шесть, потом, может быть, один раз в автомобиле, и все. Виниловые грампластинки живут совсем другой жизнью в другом пространстве — не частном, не домашнем, но публичном. При этом публичность происходящего очень своеобразна, это не публичность МТV или радио. Винил покупают диджеи, а тем, кто пришел в клуб или на пати, совершенно все равно, кто автор музыки и музыка ли это. Часто даже качество музыки не имеет особого значения. Люди хотят веселиться. Все. Точка.
И ты как автор воспринимаешься совсем иначе.
Эта ситуация функционирует, действительно, совсем по-другому. И в ней как раз и возможно обеспечивать постоянно высокий выход продукции. Для этой продукции не нужен никакой промоушен, интервью за три месяца не согласовываются, выход музыки на полгода не откладывается. Безымянные пластинки привозятся в картонной коробке в магазин. Больше ничего.
Никто меня не принуждает принимать в этом деле участие, никто от меня ничего не требует и не подгоняет. Быть производителем техно — это своего рода политическое решение, во многих отношениях — антиобщественная позиция. Ты участвуешь в функционировании производственного цикла, который практически не воспринимается окружающим миром. И при этом прокручивается необычайно быстро».
[18] Кошмарные разоблачения
Техно — это поле битвы умов, область активного мифотворчества. За техно стоит если и не идеология, то достаточно развитый комплекс штампов, техно-люди их охотно и некритично повторяют (говоря современным языком, семплируют).
Техно якобы принципиально отличается от рок- и поп-музыки. Более того, техно противостоит самому духу коммерциализированной поп-музыки. Постоянно подчеркивается то обстоятельство, что техно-трек — это вам не песня.
Действительно, основа поп-музыки — это песня. В идеале ожидается, что потребитель не заметит, что перед ним поп-музыка, то есть коммерческий продукт или, в любом случае, определенное музыкальное явление со своими условностями и законами, а будет считать, что имеет дело с «просто песней», которую может спеть кто угодно, например он сам. Слушатель, напевающий услышанную по радио песню и полагающий, что она написана про него и для него, — это типичное явление именно для поп-музыки.
Принципиально важно, что песню поет живой человек, он хочет что-то сказать миру, как правило, раскрыть свою душу. Но от певца или певицы вовсе не требуется быть искренними, и текст песни — это китч, заведомая фальшивка.
Более полувека назад был сформулирован основной принцип поп-музыки: «It's a singer, not a song» («Все дело в певце, а не в песне»). Уже в 30-е годы во всех цивилизованных странах был налажен конвейер по поточному производству шлягеров, а вот производить на потоке любимчиков публики тогда еще не умели.