Музыка для Повелителя
Шрифт:
Скепсис Глеба лишь возрос:
— Десяти внушителей во всём Близборе нет, а мы столкнулись с ребёнком…
Тут Азарин перебил его:
— Этот ребёнок родился в прошлом веке — на тридцать лет раньше тебя.
Глеб решил, что ослышался, но Дея тихо подтвердила:
— Он и правда сын Кали: она родила его, когда ещё не была чернотворцем. Заур — так назвали мальчика. В четыре года он пропал… И было это сорок лет назад.
Где-то скрипнула дверь. В груди Глеба похолодело:
— Хочешь
— Я лишь говорю, что знаю, — Дея прошлась вдоль стены. — До вчерашнего дня о Зауре не слышали — даже считали его мёртвым. Но малыш, с которым мы столкнулись, показался мне знакомым: я открыла досье Кали, а там — вот это…
Она показала фото в зерфоне. Глеб вздрогнул.
Кудрявый кроха с улыбкой во весь рот; на щёчках ямочки, в глазах восторг. И этот кроха был вчера в сквере.
Ниже темнела строка: «Заур Левзин. Дата рождения: 18 мая 1975 г. Мать — Левзина Агапия Владиславовна, отец неизвестен».
— Такой вот киндер-сюрприз, — сказала Дея.
Глеб потрясённо молчал.
Всё совсем запуталось: у Кали музыкальная шкатулка, возвращающая в прошлое, за ней стоит некий Повелитель, им зачем-то нужны ёкаи… А теперь этот карапуз объявился — сорока с лишним лет от роду!
Получался какой-то ребус…
Но тут Глеб кое-что вспомнил:
— Танабэ… — он взглянул на Азарина. — Перед тем, как на Баюна напали, он сказал: «На мосту ребёнок». Что, если это был Заур? И люди, лежавшие у реки — они ведь сознание потеряли… Мы-то решили, что это дело рук Кали, но вдруг на них напал её сын — и на Баюна тоже?
Азарин помрачнел ещё больше. Дея убрала зерфон:
— У Кали шкатулка Шарского, так? Может, она хочет исправить что-то в прошлом? Что-то, связанное с Зауром?..
— Или с Повелителем, — проронил Глеб. — Или с ними обоими.
Азарин встал со стула и подытожил:
— Вы многое узнали — за это хвалю… Но Шульца следовало сразу приместить в штаб. Допроси вы его здесь, не потеряли бы камень, — он глянул на Глеба: — Что говорит врач?
— Что я везунчик, — Глеб пожал плечами.
В глазах Азарина мелькнул вызов:
— Тогда надеюсь, твоя удача не иссякла.
— Мы отправимся в «Грей Тауэр», — пояснила Дея. — Кали придёт за третьим камнем — он ей нужен для шкатулки. Вот там мы её с законодержцами Спиритлэнда и подождём.
— Думаешь, — усомнился Глеб, — Кали туда явится? Она ведь знает, что мы нашли Шульца…
— И что в «Грей Тауэре» её ждёт засада, — кивнула Дея. — Но какой у неё выбор? Без трёх алмазов шкатулка бесполезна. Хотя тебе, — тут она замялась, — возможно, и незачем с нами отправляться…
— Нет, — отрезал Азарин. — От поисковой магии отказываться нельзя — мы не знаем, когда Кали объявится в «Грей Тауэре».
Глеб с ним мысленно согласился: ждать и искать — лучше, чем просто ждать. С курткой Кали есть шанс найти её прежде, чем та придёт в «Серую Башню». Нужно следовать за ней. Чего уж теперь: назвался груздем — полезай в кузов.
— И ещё кое-что… — Азарин внезапно сменил тон. — Фамилия «Одинкин» вам знакома?
Дея кашлянула, Глеб отвернулся. Азарин заключил:
— Полагаю, знакома.
— Я вторглась в его память, — Дея помедлила. — Исключительно в интересах следствия.
— А мысль бегать голым вокруг здания ОВД вы внушили ему с той же целью?
Глеб прыснул, Дея изобразила невинность:
— Не понимаю, о чём вы.
— У него была сумка с деньгами, — жёстко сказал Азарин. — Одинкин швырял их в прохожих и пел. К этому вы тоже непричастны?
— Ни коим образом!
— И не знаете, зачем этот Одинкин признался полицейским в неоднократном получении взяток?
— Понятия не имею, — вздохнула Дея.
Тон Азарина стал ещё жёстче:
— По-вашему, я идиот? Если это повторится, лишитесь звания!
Дея понурилась. Азарин глянул на неё, потом на Глеба:
— Вдвоём вас отправлять нельзя… В Спиритлэнде с вами будет Хромов — у него там связи.
— Лучше бы кого-то из наших послали, — проворчала Дея.
— Пошлю, — бросил Азарин, — двоих или троих.
Глеб с Деей переглянулись.
— Двоих, — сказал Глеб. — И я знаю, кого.
Лёжа в лазарете, Глеб и не думал, что уже вечером вспомнит о нём с ностальгией — и что скоро кто-то спасёт ему жизнь… А пока этот «кто-то» тоже имел дело с врачами.
Пройдя по коридору, Дзиро встал у сёдзи. Сквозь бумагу лился свет; всё как в обычном доме, каких в Танабэ полно.
Но обычным этот дом не был.
— Ей хуже, — сказала санитарка.
От её кимоно несло лекарством; халатов тут не носили ради комфорта пациентов — недаром же на сайте больницы был слоган: «Психиатрическая клиника с домашним уютом».
Большей глупости Дзиро в жизни не слышал.
— Насколько хуже? — спросил он.
— Вы сами поймёте, — санитарка глядела в пол. — Только говорите отсюда… Так ей будет спокойнее.
Она поклонилась и ушла. Дзиро хотел сдвинуть сёдзи и поднял было руку… Но после раздумий опустил.
— Мама?..
За стеной зашуршало.
— Не входи!
Голос был надрывный, резкий. Дзиро вздохнул:
— Ладно. Давай поговорим через стену.
За сёдзи темнел силуэт — фигура над низким столиком. Руки суетливо двигались, будто что-то перебирая.