Музыка Гебридов
Шрифт:
Генри уставился в пол, устыдившись, остальные с пониманием затихли.
— И больше не смейте сомневаться в решениях хозяина! Не забывайте, кто именно вытащил нас из грязи.
— Девочка эта, его жена, выглядела так, будто её скалой придавило по дороге, — сетовала Бесси, вытирая о фартук руки. — Такая вся хмурая и неживая. Не улыбнулась даже ни разу.
— Она всё-таки с большой земли добиралась, не плясать же ей было перед нами!
— Тебе следовало бы поменьше глазеть на неё, Клейтон, и побольше молчать, когда следует, — осадила парня экономка. — Знаю, что вы о ней подумали. Мне она тоже не приглянулась, но лорд Стерлинг писал, что знал её и богача графа ещё много лет назад, а значит, ему виднее. Скоро всё образуется, друзья, нужно лишь подождать!
— А она знает про…
— Нет, не знает. Хозяин писал, чтобы вы все молчали при ней, иначе самолично каждого накажет. Да так, что сто раз пожалеете! С девицей он всё уладит сам, вы поняли меня? Отлично! Ах да! С её нянькой держите ухо в остро и так же молчите.
Остальные закивали и вскоре разошлись по своим бытовым делам. А Элизабет Дарнли, сделав глубокий вдох, отправилась в столовую, чтобы приготовить всё к ужину.
Глава 12
На её памяти не было ещё столь скучных рождественских праздников, как эти. Горячо любимая и избалованная вниманием дяди, она всегда получала щедрые подарки и каждодневно посещала праздничные мероприятия, длившиеся неделю или чуть дольше. Но на этот раз тот рождественский дух, что посещал её когда-то, вовсе исчез. Единственной компанией была Магдалена, которая из кожи вон лезла, чтобы приподнять настроение своей подопечной. Знакомство с немногочисленными соседями протекало медленно, но верно, и настойчивая бонна едва ли не силой заставляла Амелию выходить из замка на белый свет. Женщина всерьёз боялась, что она станет затворницей.
До северного мыса острова Льюис можно было добраться всего за три часа, но, разумеется, при хорошей погоде и бодрых лошадях. Именно здесь, в деревне Еоропи, находилась маленькая древняя церквушка, чествовавшая одного шотландского миссионера, имя которого Амелия и не пыталась запомнить. Чтобы как можно дольше удержать девушку вне стен замка, Магдалена придумала во время празднеств посещать именно её. Их соседи, набожные католики, с радостью приняли в свои ряды новых прихожан и, как могли, теперь старались угодить молодой супруге лорда Стерлинга, чьё имя здесь чтили и уважали.
Тем утром церковь не могла вместить всех желающих, поэтому двери оставили открытыми, несмотря на пасмурную погоду; пел дивный хор, состоявший из детей-сирот местного прихода, пришли послушать даже занятые пастухи. Всё реже доносились до Амелии их перешёптывания на звучном гэльском. Наступило спокойствие и удивительное умиротворение, обволакивающее прихожан словно покрывало. Но в отличие от всех остальных, взгляд девушки не был прикован к детям: она бездумно смотрела на единственное витражное окно над алтарём, где в изящном обрамлении узоров гласила надпись: «Христос да будет нашим светом».
Рядом смирно сидела Магдалена, сложив ладони перед собой; она, как и другие, поддалась благоговейным напевам, наполнявшим эти древние серые стены, покрытые мхом. Расслышав вдруг знакомый мотив, Амелия с удивлением оглянулась. Ей показалось, словно некто вздохнул прямо над её ухом, и она отчётливо ощутила это странное тепло. А дети пели на старинном диалекте колыбельную, которую Амелия хорошо знала ещё с детства:
Спи, дитя, родной мой сын. В небе облака и звёзды,
Ты уйдёшь — станешь моим, как и звёзды… сон… любовь.
Что-то коснулось рукава её платья, и девушка вздрогнула от неожиданности, уставясь на правую руку. Но рядом были всё те же лица, преисполненные верой и радостью, погружённые в это поразительное и печальное пение. Амелия неожиданно поняла, что не может успокоиться из-за чьего-то незримого присутствия, и она задрожала, сложив руки на коленях.
Спи дитя, небесный дар. В небе без числа лишь звёзды… звёзды,
Если нас зовут — идём туда — к звёздам, в сон, в любовь…
Когда по щекам покатились слёзы, Амелия сделала глубокий вдох и зажмурилась, что было сил. Но расслышав вдруг сквозь детские высокие голоса своё собственное имя и шёпот сестры, она вскочила с места и быстрым нервным шагом пошла по проходу, между рядами скамеек. Прихожане оборачивались, провожая её подозрительными взглядами, кто-то из старых матрон прицокнул, посетовав на неуважение к Всевышнему.
Лишь на воздухе ей стало немного легче; Амелия вышла за ограду, чтобы пройтись туда-обратно, голова у неё до сих пор гудела, а плач всё никак не прекращался, слёзы так и текли. Она сжимала голову руками и бормотала молитву, дабы заглушить неясный шёпот в мыслях. Она слышала сестру и была так этим напугана, что хотелось рвать на себе волосы. Наконец, скинув капюшон, она подставила лицо ледяному порыву ветра и произнесла вслух:
— Я знаю, что это моя вина… я знаю, Сара! Прости, пожалуйста, прости меня…
Через несколько минут перепуганная Магдалена отыскала её в траве. Амелия сидела прямо, положив на согнутые колени подбородок, и глядела перед собой тупым усталым взглядом. Всплеснув руками, всклокоченная бонна осмотрелась по сторонам, дабы никто из прихожан после окончания службы не оказался рядом и не увидел супругу Стерлинга в таком состоянии. Но соседи в их сторону не смотрели, их внимание отвлёк священник, так что единственными свидетелями вблизи были овцы, ожидавшие своего пастуха.
— Идёмте, моя дорогая! Идёмте! — сказала Магда, протянув к девушке руки. — Нам пора домой, давайте же, я помогу вам подняться!
По дороге назад Магдалена с грустью размышляла о том, что в ближайшие дни, а может, и пару недель, Амелии придётся посидеть дома.
Никто не ожидал, что тем же вечером Томас Стерлинг вернётся на Гебриды. Обычно он проводил в гавани Сторновей несколько часов, предварительно отправив послание о своём прибытии в замок; на этот раз он в сумерках, ещё и в одиночку, добрался верхом, к тому же на новом жеребце — прекрасном голландском мерине караковой масти. Магдалена с удивлением наблюдала, как радостно его встречали в замке; она не привыкла видеть местную прислугу такой возбуждённой и счастливой, словно они принимали не просто хозяина владений, а члена королевской семьи.
Отпустив собак, обступивших его во дворе и громко лающих в знак приветствия, Стерлинг распорядился, чтобы его вещи были утром доставлены из гавани. Здесь-то с ним и встретилась обеспокоенная Магда. Она рассказала о подавленном состоянии своей хозяйки, в красках описав все симптомы её затянувшейся меланхолии, и успела при этом всплакнуть, поскольку даже её нервы не выдерживали страха за девушку, которая была для неё дороже всего на свете. Стерлинг терпеливо её выслушал, а затем кратко написал, что лучшим выходом было бы оставить Амелию в покое и дать ей время свыкнуться с положением вещей. Впрочем никто из домашней прислуги более не проявлял назойливости, они скорее сторонились молодую хозяйку. Всеобщая отчуждённость по отношению к ней была вполне взаимной.