Музыка Гебридов
Шрифт:
— Да, капитан, такого не случится! И всё же могу я задать вопрос?
Когда он кивнул, она осторожно спросила:
— Почему вы захотели её оставить? Раньше мы не спасали утопленников, а с девицами был лишь один короткий разговор… Так что в ней особенного?
— Этого я пока не знаю. Решу после того, как поговорю с нею.
Диомар ушёл, а Мегера осталась стоять под навесом и думать, верно ли было вообще вытаскивать девчонку из воды. А даже если у капитана и были иные планы, она вдруг подумала, что он попросту попался. Наконец-то их угрюмый, жестокий Диомар показал себя и не устоял
***
Проснулась Амелия на закате, когда сквозь решётчатые стёкла окон каюты проник пылающий, словно огонь, свет заходящего солнца. Дождь кончился, и кое-где рассеялись тучи. В каюте капитана было тепло, почти жарко, и на какое-то время девушка почти забыла, где находилась и что с нею приключилось в этот злополучный день. Сладко потянувшись и ощутив прилив сил, она зевнула и неожиданно вспомнила всё, что произошло. Справа кто-то копошился возле высокого стола, Амелия едва не вскрикнула, взглянув и увидев высоченного негра, похожего на великана.
Одетый в простую белую рубашку и короткие бриджи, он тихонько бурчал что-то себе под нос, расставляя на столе блюда, от которых исходил невероятный аромат. Заметив, что с узкой койки за ним наблюдают, мужчина растянул толстые губы в улыбке, показав идеальные белоснежные зубы и произнёс что-то на неизвестном языке. Прозвучало это вполне дружелюбно, и, пока девушка сидела на месте, замерев с натянутым до подбородка одеялом, негр закончил сервировку стола, поставил кувшин и пару бокалов, поклонился и быстро вышел, закрыв за собой скрипучую дверь.
Наступила тишина, лишь иногда был слышен шум океана за бортом корабля. Амелия ощущала себя довольно сносно, несмотря на жар и лёгкую мигрень. Она не знала, сколько пробыла в воде после своего отчаянного прыжка, но насчёт простуды не беспокоилась. Она выжила и, хуже всего, оказалась на корабле пиратов, о которых вся Европа отзывалась, как о самых опасных и жестоких представителях разбойничьего класса.
Припомнив своё первое пробуждение, Амелия поёжилась, ощутив мурашки по спине. Этот жуткий мужчина, которого на палубе обозвали Пауком, с самыми ясными намерениями пытался тогда избавить её от одежды, и одна мысль о его грубых жёстких пальцах на коже приводила девушку в ужас. Но тогда всё обошлось. Только вот теперь она точно знала, в чьей каюте оказалась.
О капитане Диомаре всякие слухи ходили. Газеты писали о нём жуткие вещи, но никто не рисовал его карикатур. Никто попросту не видел его. А если кто и удостаивался такой чести, наверняка лишался потом жизни. Амелия видела его на палубе, и воспоминание об этом человеке отпечаталось в её мозгу, словно клеймо. Как же он был похож на фантом из её недавних кошмаров! А ведь она считала, что это была беспокойная душа её отца! Возможно, разум уже тогда предрекал эту странную неожиданную встречу, а она по наивности своей ничего не поняла?
Девушка откинула одеяло, свесила с койки босые ноги и вздохнула. Машинально она провела рукой по волосам; они спутались, но высохли, как и её ночная сорочка. Каюта капитана, утопающая в закатном сиянии и едва уловимом пламени свечей, представляла собой небольшое помещение, отделанное отполированным деревом и обставленное в знакомом стиле Людовика XV. В каждом углу каюты что-либо притягивало взгляд: будь то до блеска начищенные скрещённые шпаги или сундучки с безделушками. Тонкие расписные ковры на полу напоминали о далёких краях Марокко и Индии. На первый взгляд казалось, что комната захламлена комодами, креслами на выгнутых ножках или оттоманками из вишни или красного дерева, однако Амелия решила, что всё здесь достаточно гармонировало и словно бы находилось на своём месте. На низком подоконнике она также заметила превосходную старинную скрипку, несчётное количество книжек и карт, а рядом стоял большой напольный глобус.
Решившись наконец подняться, Амелия медленно прошлась по каюте, покрутила глобус, затем посмотрела в окна. День убывал, и отсюда не было заметно ни клочка земли. Странно, но она не волновалась, если её увозили прочь от Гебридских островов. В конце концов, разве она не желала умереть ещё утром?
Девушка подошла к столу, принюхалась к блюдам, которые оставил здесь улыбчивый пират, и вдруг поняла, что страшно оголодала. Жадным взглядом она присмотрелась к серебряному подносу с кувшином и мясному рагу, источавшему божественный запах. Под всеми этими яствами находились раскрытые карты не только ближайших материков, но и далёких восточных берегов, а также Африки и Америки.
Когда нечто промелькнуло мимо неё в воздухе, девушка вскрикнула и, подавшись назад, едва не снесла деревянный табурет с мягкой обивкой. Послышался хлопок, затем ещё, и ещё, и, приглядевшись, Амелия увидела большого белого какаду с розовым клювом. Он примостился на высокую жердь в углу каюты, возле окна, взмахнул крыльями и пролепетал что-то, больше похожее на хрипловатый хохот. Обернувшись, Амелия лицом к лицу столкнулась с чёрным призраком своих видений, который так долго преследовал её во снах.
Она даже не заметила, как предводитель пиратов вошёл и запер дверь. Он стоял неподвижно, словно соляной столб, и, кажется, рассматривал свою гостью. Всё, что можно было сказать о его внешности, учитывая, что мужчина полностью был облачён в чёрные одежды, кроме тёмно-коричневых кожаных перчаток, и шлем, как у древнего рыцаря — он был высоким, широкоплечим и прямым, как несгибаемый прут. От него исходила такая осязаемая аура, такая тяжёлая и угрожающая, что Амелия вмиг ощутила себя беспомощной. Но странным образом она не могла понять, боялась ли она, или её охватило иное чувство, доселе ещё не испытанное.
— Мой маленький приятель напугал вас, мадам? Прошу прощения, он вечно бестактен.
Прозвучавший из-под шлема властный голос тем не менее показался ей мягким, обволакивающим, словно тёплое покрывало. Амелия никогда ещё не слышала подобной речи, в тот момент ей это тоже было сложно объяснить. Голос этот казался лишь слегка приглушённым из-за барьера, и был красив, почти нежен, в отличие от того жестокого волнующего тона, который она услышала от него на палубе.
Попугай, словно поддразнивая хозяина, забил вдруг крыльями и заголосил: