Музыка Гебридов

Барлоу Елена

— Уже совсем поздно, сударыня. Почти стемнело, и вскоре вас хватятся, — сказал капитан вдруг, вырвав Амелию из её мечтательных дум.

— Но это вряд ли! Я предупредила свою няню Магдалену, что задержусь допоздна…

Амелия чуть на месте не подскочила, она сама себя возненавидела за эти слова. И как можно было ляпнуть подобное вслух? Нельзя было придумать что-то поумнее? Она с досадой глядела на Диомара, размышляя о его реакции. Наконец он произнёс с лёгкой смешинкой в голосе:

— А ваша няня не обеспокоена тем, что вы без сопровождения супруга путешествуете по островам в одиночку, да ещё и в такое позднее время? Или же вы нашли, чем её отвлечь?

Она долго не решалась сказать правду. Ей было до омерзения стыдно. Но пауза явно затянулась, а капитан мягко потребовал ответа.

— Ну хорошо! Я сказала ей, что у меня есть любовник, и я провожу время с ним! Это всё ради того, чтобы она не донимала меня вопросами, — призналась девушка, вскочив с софы; она прошлась по каюте туда-обратно, дабы унять нервы. — Знаю, это была некрасивая и жалкая попытка обеспечить себе хоть какую-то свободу. Боже, подумать только! Ведь в обществе я бы и шагу не посмела ступить без свиты из прислуги! Но здесь у меня это получилось, пусть и столь неприятным способом… Простите меня, если я вас обидела!

— За что вы просите прощения? — спросил он совершенно спокойно.

— Но мне же пришлось сказать, будто вы — мой любовник!

— Со своей стороны я не ощутил ни обиды, ни разочарования. Более того, мне не было неприятно. Подойдите! — сквозь его медоточивый тон послышались властные нотки.

У неё на глазах Диомар протянул руку, как будто привлекая Амелию к себе жестом, полным незримой пульсирующей силы. И она подчинилась так, как не приблизилась бы больше ни к одному мужчине. То ли его голос управлял её ослабевшим сознанием, то ли дело было в ней, она не знала. Она с удивлением заметила, как Диомар извлёк из-под груды бумаг одну единственную розу поразительного тёмно-бардового оттенка. Миниатюрную, но очаровательную, напоминающую настоящий чёрный цветок. На длинном стебле, между парой шипов, была завязана красная лента. Амелия лишь заворожённо наблюдала, как пират протягивал эту розу ей, и едва не позабыла, что её стоит принять.

— Возвращайтесь в замок, моя дорогая. И не забудьте взять с комода скелетик, который вам так приглянулся сегодня.

— Б-благодарю вас, капитан, — она была более, чем смущена, и нещадно краснела. — И спасибо, что поведали мне о своих странствиях. Надеюсь, мы ещё сможем поговорить вот так, в непринуждённой обстановке?

Амелия терпеливо ждала, что он скажет или сделает ещё что-то, кроме безмолвного кивка головой, но этого не произошло. Она улыбнулась, забрала розу и миниатюру «Скелета», едва слышно попрощалась и покинула каюту, где за дверью её ожидал лоцман Жеан. В его весёлой компании ей предстояло вернуться на берег.

Поднявшись из-за стола, словно ужаленный, капитан стянул с головы ненавистный шлем. Он жадно стал глотать ртом воздух, как будто до этого долгое время задыхался, затем отшвырнул шлем вглубь каюты. Со стола полетела и ваза с фруктами, и пустая (на благо прекрасного персидского ковра на полу) чернильница.

Словно загнанный в клетку зверь он принялся мерить шагами комнату. Взъерошив руками волосы и ослабив ворот рубашки, едва не оторвав пуговицу, мужчина от души выругался. Это оказалось больнее, чем видеть её под дождём, практически в неглиже, промокшую насквозь, каждой клеточкой своего молодого тела.

Он вспомнил, как увидел её тогда, на палубе, отбивающуюся от его людей: она вертелась на месте, словно лисичка в силках, и каждый из них успел разглядеть её прелести под прозрачной тканью. Её груди были совершенны, и при одной мысли о них начинало покалывать пальцы, и его член наливался кровью, и тогда всё, чего ему хотелось — просто утащить её в своё логово, запереть дверь на замок, уложить в постель и не отпускать, пока она не застонала бы под ним и не начала выкрикивать его имя в беспамятстве!

Но сегодня он ощутил это ещё сильнее. Она была одета и собрана, такая утончённая и нежная, даже в этом мальчишечьем наряде, и всё равно он хотел её, словно безумный, ведь она была рядом, смотрела на него без испуга и улыбалась. Благо, им нашлось, о чём поговорить, и ненадолго он забыл об этом пугающем желании. Но, видит Бог, если бы она не ушла! Если бы воспротивилась вдруг или помедлила! Кто знает, сумел бы он удержать себя в руках?

Капитан подошёл к одному из многочисленных ящиков и выудил оттуда круглое зеркальце. Взглянул на себя и засмеялся горьким смехом. Позор, а не мужчина! Вот, кем он был. Эта девочка была создана для любви! Да она буквально молила о том, чтобы кто-то протянул ей свою тёплую ласковую руку и защитил, показал, что она не одинока. А когда она назвала его своим отцом… Господи, как он разозлился! В гневе он едва её не покалечил, схватившись за шпагу, а ведь мог бы… Подумать только!

Убрав зеркало подальше, дабы не видеть более этого скверного выражения на своём лице, капитан вернулся в кресло у окна и упал в него, обессиленный собственными терзаниями. Мегера говорила, что он мог просто взять эту девочку, а он боялся сделать лишний шаг в её сторону. Её столькому ещё нужно научить! Ей нужны успокоение и ласка, а не отрывистые притязания человека, застрявшего в его незрелом коконе.

Диомар утёр ладонью лицо и устало вздохнул.

Он мог бы дать ей любовь, Бог видит, он мог бы! Но как это сделать, если он уже зашёл слишком далеко?

Примечания:

[16] рангоутное дерево, укрепленное на носу судна в диаметральной плоскости, горизонтально или под некоторым углом к горизонтальной плоскости.

[17] надгробие принца Рене де Шалона, созданное по заказу его супруги; ориг. название «Le Monument de coeur de Ren'e de Chalon».