Музыка Имматериума
Шрифт:
— Концерт, недолгий, в честь успешно завершённых дел, побед и прочего всякого. В честь Императора и Омниссии, — выдал я внутрикорабельной вокс-связью.
Через полтора часа в музыкальную набилось всяческого народа, как обычного, так и шестерёночного типа.
Моя артистичная душа непременно желала любоваться переливами варп-шторма, который меня, в немалой степени, на этот музыкальный перфоманс и сподвиг. Но из-за количества набившихся слушателей пришлось, помимо всего прочего, вешать специальную ширму. А то с передних рядов открывался весьма недушеспасительный для местных вид.
И, наконец, вжарили
Слушатели просто слушали, прискакавший джокаэро просто взирал на имматериум, а мы и слушали, и взирали. А лучше всего было мне, потому как я ещё и играл. Чуть не “уплыл” на волнах музыки имматериума, признаюсь честно. Только заранее настропалённый сервочереп меня привёл в себя во время.
— Император благословил! — заголосил, потрясая бородой, капеллан.
— Омниссия благословил, — на два голоса выдали Эльдинг и Целер, получив кивок от попа.
— А я в сторонке постоял, — ехидно буркнул я. — Ладно, почтенные, концерт закончен. Просто потребность возникла…
— Посланная Императором! — хамски перебил меня поп, зыркнул на служителей Омниссии и не пожелал перебиваться, дополнив: — И Омниссией. Терентий, вы должны… — посмотрел поп на мою ехидную морду, пожевал бородой, да и поправился. — На богослужении не сыграете? — поправился служитель культа.
— Если нечасто, и то, что я считаю нужным играть — то сыграю, — не стал говниться я. — А для “регламентированных гимнов”, экклезиарх, у вас исполнитель найдётся.
— Найдётся, — покивал поп и ускакал, строить планы по моей нещадной эксплуатации, которые я, несомненно, разрушу.
— И нечего на меня так взирать, — отрезал я под пристальными взорами логиса и Эльдинга. — Вы и так на каждое исполнение в музыкальной появляетесь, да и органа у вас в храме Омниссии нет. И ставить не надо, — отрезал я. — Кстати, Эльдинг, — задумался я, — а вот у тебя аугменты глаз. Это вообще нормально? — полюбопытствовал я.
И дело тут вот в чём: люминены, искры жизни, в процессе своего развития, как бы помягче… теряли глаза. Аугменты оберегали нервные окончания и плоть, а вот очи натурально вытекали от гигантских напряжений. Это было ритуально обусловлено, а вытекшие буркалы обзывали “Слезами Омниссии”, гордились дырками и прочее. Сенсорика же люминенов была завязана на электромагнитную чувствительность, чем, согласно моих данных, искры жизни весьма гордились: мол, зрят они Омниссию в переливах ЭМ-поля.
— Для люминена — не вполне, — признал парень. — Но, дело в том, Терентий, что я не только и не столько люминен, но Претор Электроид Доминус, а главное — ваш мастер оружия. Потоки жизненной силы священны, — столь изящным эвфемизмом подменил артизан “ЭМ-поля”, — однако для работы мастера оружия, да и Посвящённого Доминус, а не просто боевого фульгрита, нужен и иной спектр восприятия. Так что мои аугменты, — коснулся он очей, — защищены и необходимы в рамках моих обязанностей.
Довольно любопытно, отметил я, внутренне ухмыльнувшись поднявшейся ещё до старта “глазастой” теме, которая меня так не отпускала.
А в остальном, невзирая на нетипичный маршрут Милосердия, полёт проходил вполне нормально. Кристина, насколько я понял, направила судно по одному из бурных, но относительно стабильных потоков, огибающих бушующий шторм встречи материума и имматериума. Собственно, пока она до него добиралась, Леман фигел на мостике, пока не спросил прямо: “как?!”
На что Кристина, как мы и договаривались, небрежно тыкнула рукой, произнеся “Астрономикон”. Леман чуть ли не до кровавых слёз вглядывался, но через десять минут проронил: “что-то вижу. Почтенный Терентий, домина Гольдшмидт, ещё раз благодарю”. Ну и свалил с мостика предаваться разгульному тому, чему предаются в варпе навигаторы без дела. Книжку читать, или ещё чего, да.
Ну а судно шло в потоке, присмотра два раза в день, осуществляемого Кристиной, хватало, так что в нормальный космос мы вышли через шесть недель, против полугода, который бы мы затратили, огибая аномалию.
Я же, если честно, несколько подзабил (хотя и не прекратил полностью) на тренировки. И сосредоточился, пока была возможность, на “настоящей руке”. “Пока”, потому что тереньтетка весьма бодро отращивала мою хваталку, что было вполне заметно. А когда отрастёт, мне будет не до душевных тренировок, буду осваивать свежеотрощенную конечность, что, по отзывам всех и вся, не быстро и трудозатратно.
На лечащую меня Кристину “забить” было бы как минимум нелюбезно, но всё равно, время на “душевное познание” у меня было. И дало весьма любопытные результаты.
Итак, я всё делал “не так”. Через жопу, точнее через тело, но выходило через жопу.
Техника обучения и работы псионика от дохлого дракури была ориентированна на мозг и именно мозг. Не душу и сознание, а именно органический мыслительный холодец.
Перенос сознания и прочие фельдиперсы с выкрутасами были ПОБОЧНЫМИ явлениями этих практик. И имели значения на высоких уровнях постижения, на которые даже у замечательного меня ушли бы десятилетия. Потому что было это просто формирование отточенных, пусть и очень сложных, рефлексов.
Они находили отражение во “внетелесном сознании” или душе, но косвенно. В общем, через жопу, как оно есть, выходило.
А обретя возможность ощущать “себя-тело” и “себя-настоящего”, я в варп выкинул две трети упражнений, которые мне в варп были не нужны. И перешёл сразу к “высшей псионике”, которую начал псионичить “настоящим собой”.
И это, с пугающей простотой, получилось. Нет, я не стал охрененным псиоником, двигающим собственным сознанием звёзды (как минимум, потому, что звёзд в варпе ни варпа не было, по крайней мере, в виде движимых объектов). Но смог продвинуться в эмпатии до телепатии. Рывком и довольно неприятно — интерпретировать кашу мышления разумных оказалось ЧЕРТОВСКИ сложно. Отделить управление, пардон, сфинктерами кишечника от текущих мыслей было на удивление непросто. Никаких табличек и интуитивного понимания “надо так” мне не завезли. Жлобы неведомые, посетовал я на неудобье бытия и неведомых жлобов.