Музыка ночи
Шрифт:
Себастьян с восхищением оглядел картину. Рыжеволосая Эсфирь преклонила колени перед Артаксерксом, его рука уже протянута, чтобы поднять ее. Хотя Себастьян не разбирался в тонкостях, но он почувствовал красоту и силу картины.
– Очень вероятно, она из мастерской Тициана. Она во много раз дороже любого из счетов, которые вы мне передали. Она прекрасна.
Сара покраснела от удовольствия.
– Благодарю, сэр.
Она была такой веселой, цветущей, что внезапно стены палаццо, казалось, начали давить на него. Ему захотелось сбежать с ней куда-нибудь, где легко
– Наденьте свое пальто, – приказал Себастьян. – Мы отправляемся на прогулку.
– С удовольствием. – Она еще шире улыбнулась.
Когда они вышли из палаццо, гондола уже дожидалась их. Себастьян шагнул в нее первым, как всегда, и Сара крепко держалась за его руку, пока не села на мягкую скамейку.
– Удивительно, что женщине, которая боится воды, так нравится Венеция, – заметил Себастьян, опуская полог.
– Я не боюсь ее, пока стою над ней, – ответила Сара.
– Вы не умеете плавать? – с любопытством спросил он.
– А где я могла научиться? – удивилась она. – Ребенком я жила в Лондоне, а не в какой-нибудь прелестной деревне с мукомольной мельницей и речкой. Никто в Лондоне не плавает, за исключением уборщиков мусора на Темзе.
– Тогда имейте в виду, что здесь есть несколько каналов, куда вам не следует падать, – сказал он. – В этот и Большой канал. В большинстве глубина вам до пояса, во многих – до колен.
Сара улыбнулась:
– Я не собираюсь в них падать и выяснять, где слишком глубоко, а где нет. Хотя приятно сознавать, что не в каждом я утону. Куда мы направляемся?
Себастьян подавил безумное желание сказать «в Милан». Что с ним происходит? Да, он чувствует растущую неудовлетворенность и беспокойство, но все, что ему сейчас нужно, – это на пару часов покинуть наводящий страх лабиринт каналов, и он будет в порядке.
– В Сан-Микеле.
Он выбрал один из двух маленьких островов с церковью, единственный, где они еще не были.
После их разговора в его спальне он решил показать Саре достопримечательности города, хотя ему пришлось на несколько часов оторваться от своих гроссбухов и планов. Он сводил ее в Скуола гранде ди Сан-Рокко, где она так пристально разглядывала картины Тинторетто, словно смотрела сквозь туман, пока не замерла перед «Распятием» во всей его красоте. От удивления Сара даже уронила на пол свой ридикюль. В пятницу, накануне иудейской субботы, он повел ее в Гетто, когда резали сотни гусей, и пух летал по воздуху, как теплый снег. Они даже отправились в гондоле на Мурано, остров, известный своими замысловатыми стеклянными изделиями.
По пути к Сан-Микеле он больше не разговаривал, и Сара, чувствуя, как всегда, его настроение, тоже хранила молчание. Себастьян даже устыдился, у него возникло ощущение, что он ее использует. Она посмотрела на него, поймала его чувственный взгляд и покраснела, но оба не сделали попытки сократить небольшое расстояние между их телами. Себастьян знал, что для этого у них есть время, хотя не так много.
Его напряжение окончательно исчезло, когда лодка подошла к причалу. Неподалеку покачивалась на воде золоченая черная барка, окруженная маленькими гондолами,
– Это городское кладбище, – с удивлением сказала она.
Себастьян ответил на ее невысказанный вопрос «Почему мы здесь?»:
– Это единственный зеленый уголок Венеции, кроме отвратительного парка, разбитого по приказу Наполеона, где есть то, что меня интересует. Здесь также находится историческая церковь, она, в чем я уверен, заинтересует и вас. Идемте. Начнем прогулку.
Держась в стороне от похоронной процессии, они прошли сквозь арку, за которой расстилался огромный газон, усеянный белыми памятными досками усопших, лежавшими в траве как рассыпанные зубы.
Между этими скромными камнями, словно доказательство неравенства даже в смерти, возвышались мавзолеи, статуи, надгробия.
– Оно сильно отличается от английских кладбищ, – заметила Сара. – Оно… такое красивое. Даже веселое. Это кажется отчасти непочтительным.
– Посмотрите вон туда.
Себастьян кивнул в сторону небольшого мавзолея с широким портиком, где, как на пикнике, расположилась целая группа.
– Они едят? – недоверчиво спросила Сара.
– Видимо, чья-то годовщина смерти. – Себастьян улыбнулся, глядя на нее. – Да, легко забыть, насколько велика между нами разница, пока не увидишь нечто подобное, не так ли?
Она лишь покачала головой.
– Почему они не хоронят своих умерших в церкви? Мы видели тут много надгробий.
– Для похорон они используют также поля вокруг церквей. – Себастьян подавил усмешку. – Но вспахивание полей мешает перевозке грузов и ведет к упадку торговли. Захоронение тел в церкви, с другой стороны, имеет большие недостатки для города, построенного на иле. Там невозможно сделать глубокие склепы, поэтому тела под церковным полом быстро разлагаются, возникает запах, который иногда становится таким отвратительным, что его не могут выносить даже священники.
– Тогда почему они продолжают это делать?
– Традиция? Условность? – Себастьян пожал плечами. – Не знаю. Однако Наполеон запретил и то, и другое, издав указ. Остров Сан-Микеле стал единственным законным местом, где венецианцы имели право хоронить умерших. Этот указ распространялся также на французов и австрийцев.
– А что думали об этом монахи? Ведь тут есть монастыри?
– Есть, но я не знаю, – признался Себастьян. – Наверняка монахи здесь не жили при австрийцах, те использовали дортуары как политическую тюрьму. Я был тогда мальчиком и прокрадывался к стенам в надежде увидеть заключенного, хотя мне это ни разу не удалось. Теперь монахи вернулись в свои кельи, но кладбище остается и уже настолько переполнено, что говорят о возобновлении практики переноса старых костей в общую могилу, если семья не будет вносить плату за сохранение участка.