Музыка ночи
Шрифт:
Он медленно встал, расстегнул и снял пальто, затем поочередно бросил на пол сюртук, жилет, рубашку, фланелевое белье. Сара поморщилась, увидев на рубашке кровавое пятно, но когда оголилась спина, она поняла, что особых причин для страха нет: тонкий разрез был длиной всего в пять дюймов, кровотечение почти остановилось.
– Я должна наложить повязку, – сказала она, когда принесли воду и остальное.
Себастьян не ответил, даже не шевельнулся, пока она промывала рану, осторожно водя мокрым лоскутом по его спине.
– Я был прав, – наконец сказал он, и Сара застыла с поднятой рукой. – За мной следили.
–
– Я действительно считал, что это бандиты. – В голосе у него появилась насмешка. – Теперь ясно, что я ошибался.
– Это не мог быть мистер де Лент? – с дрожью спросила она.
– Нет. Я уверен, он даже не подозревает, что я здесь.
– Тогда кто же преследовал вас и пытался убить? – Сара выжала тряпку, повесила на край таза и взяла бинты, решительно проглотив страх. Она не будет истеричной женщиной. – У вас много врагов?
– Шесть месяцев назад я бы сказал, что ни одного. – Себастьян запустил пальцы в волосы. – Я не хотел посвящать вас в эту историю, но вы спасли мне жизнь, так что имеете право знать.
– Я бы хотела ее услышать, – по возможности спокойно ответила Сара, устремив взгляд на бинты, которыми делала перевязку.
– Так вот, – после некоторого колебания начал он, – когда-то де Лент был моим другом, вы это знаете. После того как я вступил в права наследства, мы с несколькими приятелями жили в Саламанке, где у меня была любовная связь с куртизанкой. Спустя пять лет я получил от нее письмо, в котором она сообщала, что умирает и просит меня позаботиться о нашей дочери Аделе. Я послал туда человека, и он подтвердил, что женщина действительно на пороге смерти, у нее есть дочь соответствующего возраста, с черными волосами, карими глазами, которая в самом деле может быть моей дочерью. Я обещал взять ее и, когда женщина умерла, сдержал слово.
Сара продолжала бинтовать его, не смея поднять глаза, не смея прервать его, иначе он мог и не возобновить рассказ. Каждое слово давало ответ на ее вопросы.
– Я привез девочку в Амберли-парк, одно из моих загородных поместий, нанял гувернантку, няньку и служанок. Я очень гордился, какой я добрый и благородный человек. На каждое Рождество, если не забывал, отправлял ей подарки, раз в год приезжал в Амберли, осыпал ее подарками и снова исчезал. Последний раз я был там два года назад, хотя, говоря честно, не ради Аделы, а по настоятельному требованию моего поверенного. Адела стала красивой, воспитанной, умной двенадцатилетней девочкой, я опять возгордился, что сдержал обещание и так хорошо позаботился о ней.
В это время приехал мой кузен Дэниел Коллинз, с де Лентом и друзьями, поэтому я решил устроить небольшой прием. В первый день, когда гости были еще относительно трезвы и более или менее приличны, я имел глупость пригласить вниз Аделу с нянькой, чтобы все услышали замечательную песенку, которую она приготовила к моему приезду. Конечно, все пришли в восторг от ее очарования и моего великодушия. Конечно, я рассчитывал, что все о ней забудут, как только она уйдет к себе.
На третью ночь, когда веселье стало довольно буйным, я, идя по коридору в спальню, услышал пронзительный крик и бросился туда. Вопила нянька, державшая Аделу, которая была
– После забот доктора Адела немного пришла в себя, чтобы вспомнить темноту детской и какого-то мужчину. Но ее смутное описание не оставляло никаких сомнений, что это мог быть только де Лент.
Прошло уже десять лет, но Сара опять почувствовала свой ужас и вонючее дыхание Грязного Дэвида. У нее вырвались самые отвратительные ругательства, какие она знала, и Себастьян с удивлением посмотрел на нее.
– Я знаю, что бы с ним сделала! – выплюнула она. – Десять минут наедине и с тупым ножом…
– Вместо этого я арестовал его. – В хмуром взгляде Себастьяна блеснул гнев. – Во время дознания он заявил, что она его соблазнила. До судебного процесса дело не дошло. Во-первых, это моя небрежность привела к несчастью, потом… я запятнал ее имя в суде, и все напрасно. После этого у меня была стычка с де Лентом в клубе, на обратном пути случилась авария с моей двуколкой. Я сломал три ребра, кость чуть не проткнула легкое, к тому же я сильно ударился головой, доктор опасался, что я или вообще не приду в себя, или всю жизнь буду страдать от умственного расстройства. Слава Богу, этого не произошло, но во время своего выздоровления я осознал, насколько эгоистично обращался с Аделой, использовав ее для искупления собственных грехов. Дважды не исполнив свой долг, я поклялся отомстить за нее де Ленту и вернуть ей доброе имя. Поэтому я объявил себя мертвым и последовал за де Лентом сюда.
– И что вы намерены с ним сделать? За эти месяцы вы уже сто раз могли бы его убить.
– Если бы я убил его, на Аделе осталось бы несмываемое пятно до конца ее жизни, и я хочу сделать то же самое с ним.
– Но что вы намерены с ним сделать? – повторила Сара.
– Это вам знать ни к чему. – Себастьян осторожно выпрямил спину, затем потянулся, выражение лица не изменилось. – Пока я намерен выяснить, кто пытался меня убить. Вряд ли де Лент узнал, кто я. Он не так проницателен. Но кое-кому известно, что я жив. Несколько слуг и надежных работников и… кузен Дэниел, он мой предполагаемый наследник и почти месяц играет роль графа. Но только одному из них выгодно, чтобы я умер.
– Вашему кузену?
– Да. Единственному человеку, который был рядом те шесть месяцев и не задавал никаких вопросов. – Себастьян медленно покачал головой. – Не верю. Не могу поверить. Возможно, это все-таки де Лент, и я недооценивал его. Но почему он пытается идти окольным путем, следить за мной?
Сара молчала, поскольку не могла ответить. Себастьян вдруг фыркнул.
– Почему кто-то должен убить лорда Уортема? Почему не сеньора Гуэрру? Это разумнее, если некоего венецианского сводника начала раздражать конкуренция. Если б Дэниел хотел убить меня, он мог это сделать в Лондоне, причем без свидетелей. Все из тех, кто пытался на меня напасть, были местными. Если б я невольно посягнул на территорию какого-нибудь влиятельного местного преступника, он бы, конечно, прислал собственных головорезов.