Музыка смерти
Шрифт:
Деймон сделал еще один глоток бренди, закрутил крышку пластиковой фляжки, сунул ее в карман и заставил себя расслабиться, развалившись на мягком диване. Как всегда, его голова была наполнена музыкой мрака, над сочинением которой он медленно и болезненно трудился с момента печатных откликов на его последний небольшой концерт. Он покопался в другом внутреннем кармане и вытащил портативный магнитофон. Если Кину угодно, чтобы он торчал возле двери его кабинета целый день, то Деймон постарается воспользоваться этим временем наилучшим образом. В конце концов, секретарша сыграет роль слушателя-ценителя, которому некуда деваться.
Он пропел несколько нот, затем несколько тактов, позволив их диссонансным звукам
— Хм-мм-мм-мм-мм… — распеваясь и целиком отдаваясь во власть звуков и тональностей, он то возвышал, то приглушал голос, пока его звучание не разрослось почти до концертного пения без слов, которое очень правдоподобно передавало тягучие, вибрирующие звуки первоисточника — предсмертные вопли наркоманов, записанные им в центрах детоксикации. Лицо секретарши перекосилось от возмущения, она втянула голову в плечи, словно испуганная черепаха. Дробя свой незаурядный баритон переливами следующего колена новорожденного сочинения, он увидел, как женщина коршуном налетела на коммутатор и стала неистово тыкать пальцем в кнопку внутренней связи. Он улыбнулся, но не прекратил пения, не желая слышать, что она скажет. Секретарша вышла из-за стола и направилась к дивану. Спину она держала очень прямо, лоб под кромкой обожженных химической завивкой оранжевых кудрей был покрыт бисеринками пота. Деймона порадовало впечатление, произведенное на женщину его музыкой; и вовсе не важно, что она ей не понравилась. Его радовало любое проявление эмоций.
— Мистер Кин сейчас вас примет, — скороговоркой произнесла она, как только Деймон сделал паузу и поднял на нее вопросительный взгляд. — Дорогу вы знаете.
Последнее замечание заставило Деймона широко улыбнуться. Дорогу?О да, прекрасно знает. Дорогу Кина, дорогу корпорации «Синсаунд»… дорогу, усыпанную музыкальным хламом, но возражать бесполезно, особенно этой ничего не представляющей собой маленькой женщине. Он просто кивнул и встал, спрятав в карман магнитофон и никак не отреагировав на громкий вздох облегчения. Она не стала провожать его до дверей кабинета Кина, но Деймон и не рассчитывал на подобную любезность.
Просторные владения вице-президента были обставлены с не меньшим вкусом, чем одет он сам. Деймон не особенно следил за модой, но костюм Кина от Рикчи не заметить было невозможно, а подобранные ему в тон туфли явно не уступали в цене костюму; блестящие, со стальным отливом, седые волосы были безупречно причесаны, изысканный галстук ручной работы выглядел оскорблением вполне приличному, но умеренно дорогому жилету на подкладке от Дамфорта, который был на Деймоне. Этот человек явно купался в кредитках, — видимо, «Синсаунд» делала столько денег, что не знала, куда их девать. Почему же тогда они так рьяно сражаются за каждую кредитку в его контрактах и с таким трудом снисходят до того, чтобы удовлетворить простую просьбу о приеме?
Кин сидел за громадным письменным столом темного цвета, на котором почти ничего не было, в отличие от стен, пестревших множеством золотых и платиновых дисков звукозаписи, создававших впечатление, что У хозяина кабинета слишком много свободного времени. Они висели рядами, каждый диск был вставлен в дорогую тиковую рамку; одну стену этот вернисаж покрывал почти полностью. А сам Кин — самодовольный, какой-то прилизанный и слишком уж терпеливый — выглядел человеком, который приговорил себя к скучной поденной работе и на всю оставшуюся жизнь обречен пребывать в этой позе стоического ожидания. Даже модуляции его голоса были так тщательно выверены, что в нем не было ни малейшего намека на интонацию.
— Что на этот раз, Деймон?
Старина Деймон Эддингтон, которого этот человек взял в тиски своей фирмы много лет назад, повернулся бы и ушел… посоветовав Кину вертеться под этим прессом в одиночестве. Нет, тот Деймон Эддингтон ушел бы из приемной еще три четверти часа назад.
Нынешний Деймон Эддингтон вошел с опущенной головой, словно погруженный в собственные мысли. Он глубоко засунул руки в карманы свободно сидевших на нем синих джинсов, которые давно стали его повседневной одеждой, и внимательно следил за каждым шагом собственных ног, ступавших по безупречно чистому ковру, будто важнее этого зрелища для него не было ничего на свете. Он молча сел на стул перед столом Кина, а когда поднял наконец взгляд, его темные глаза светились нежностью и смотрели на что-то очень далекое, что мог видеть только он один.
— Мне нужен… чужой.
Тот двойник Деймона не вернется никогда. Кин знал это лучше самого Деймона, поэтому даже не моргнул глазом. Руки облеченного властью человека остались спокойно лежать на прекрасно отполированной поверхности стола, их отражение делало его похожим на четырехрукого андроида — недавно изобретенного инструмента для исполнения дьявольского рока.
— Вы хотите чужого, — повторил Кин.
Деймон нетерпеливо шевельнулся, словно напоминая Кину, что это не прием у психоаналитика, где доктор повторяет все сказанное пациентом, дабы быть уверенным, что правильно его понял.
— Давайте подумаем, — продолжил вице-президент, — вы не занимаетесь оружием, значит, эта причина отпадает. Вы не занимаетесь ни медициной, ни лекарствами. Так что же такоевы намерены свершить, чтобы у вас могла возникнуть нужда в чужом, Деймон?
Деймон молитвенно протянул вперед руки, безмолвно взывая к Кину, словно перед ним сидело божество, выражая этим неосознанным жестом надежду на понимание, пристально глядя на него, словно пытаясь разглядеть хотя бы малейший след сопереживания.
— Для звука.
Последнее слово он произнес шепотом, который проник, казалось, в каждый уголок наполненного фильтрованным воздухом просторного кабинета. Его шепот продолжал метаться, отражаясь от стен, и дразнить обоих, со свистом рассекая пространство. Наконец где-то очень глубоко внутри Кина с неохотой возникла некая трещина, и он позволил себе загореться мечтой Деймона. Ему почти слышались вырывающиеся из стальной глотки эксцентричного творца-художника голоса чужих, почти виделось срывающееся с его языка ядовитое пламя.
Деймон и Кин сидели, уставившись друг на друга, а метавшийся по кабинету шепот композитора постепенно таял. Горькие воспоминания вспышками танцевали в голове Деймона, пока он ждал вердикта Кина. Он вспоминал, как вопли ярости чужих впервые достигли его ушей. Дело было возле витрины магазина с видеоэкраном: в новостях 86-го канала сообщалось об инвазии в тюрьме-колонии на острове Лонг-Айленд. Обыкновенная сенсационная чепуха, кое-как сляпанная, лишь бы вырваться на экран. Но на Деймона она произвела впечатление, правда такого свойства, на которое дельцы от средств массовой информации вряд ли могли рассчитывать. Видеозапись демонстрировала подвальное помещение главной тюрьмы-колонии, где чужие, соединившись гроздью, оборонялись от воинского отряда, бойцы которого были облачены в костюмы из какого-то нового материала, способного противостоять кислотной среде и выдерживать даже температуру горящего желеобразного напалма. Вопли тварей звучали для Деймона единой мелодией первозданной, ничем не запятнанной ненависти.