Музыкант и Журналистка
Шрифт:
В этом спортзале Джо, Макс и их друзья тренировались каждую неделю. Сегодняшний день не стал исключением. В ультрамодном спортклубе, которым владел отец Оливера, соратника по группе, могли тренироваться только люди определенного круга, чаще всего знаменитости или бизнесмены. Зал, в котором сейчас находились Джо и Макс, был большим и достаточно вместительным. Помимо матов, разных видов боксерских груш и тренажеров, здесь стояли несколько небольших круглых столиков с удобными креслами или стульями для отдыха. Только брюнет не собирался отдыхать. Уже целый час он тренировался, отрабатывая удар на груше,
– Ты, я смотрю, совсем не устал. – Макс вальяжно развалился на стуле, широко расставив ноги, наблюдая за другом, вид которого был совсем недружелюбным. Скорее жестким и сосредоточенным. – Признаться, я удивлен, что сегодня ты изъявил желание размять мышцы, учитывая твое вчерашнее невменяемое состояние после попойки, – усмехнулся Макс, который почувствовал острое желание закурить. Но даже ему – сынку нуворишей, это не позволялось делать в месте, где царит спортивный дух. Для курения и алкоголя имелся отдельный бар в спортклубе, который не редко посещали завсегдатаи клуба, желая расслабиться после тренировки или просто тяжелого рабочего дня. Это правило, установленное хозяином данного спорткомплекса, Макс уважал, не смея возражать. Но будь этот клуб его, он курил бы там, где ему приспичило.
– А я, как раз не удивлен, что ты свой зад отсиживаешь, вместо того, чтобы размяться, – Джо сильнее ударил грушу, отчего та раскачалась.
Боксерскую грушу, Блэкнайт практически никогда не обходил стороной, когда посещал спортзал. И хотя бы раз в неделю, но тренировался на ней, прекрасно зная, что это отличный способ организовать своему организму мощную аэробную нагрузку.
– Может, ты мне еще и спарринг хочешь предложить? – Макс поигрывал пачкой сигарет, что лежала на столе и, которую, он не осмеливался даже открыть, зная, что может не сдержаться и закурит.
– В другой раз, не то еще разобью твою рожу ненароком.
После слов Джо, груша раскачалась сильнее под воздействием его ударов.
– Какие мы грозные, – хохотнул Макс. – А вот харю мою трогать не надо. Эвелин будет не в восторге.
Удары стихли, но Джо продолжал стоять спиной к другу. О том, что Макс помирился с девушкой, он еще не рассказал. Нарушать молчание никто из них не спешил. И хоть Макс хотел поделиться своей новостью, делать этого не торопился. Но раз уж сболтнул, придется говорить и дальше.
– Мы с ней помирились. – Замолчал и через несколько секунд продолжил. – Вчера.
– Поздравляю.
Это прозвучало из уст Джо невесело, хотя он действительно был рад за друга. Ведь Эвелин совершенно не причем. Только втолковать это Максу, когда он еще тогда сердился на свою подругу, было бессмысленно. Да и не до этого было Джо. За последнюю неделю, что тот провел в стенах своей квартиры, он отвлекался только на алкоголь и сочинение песен, которые абсолютно не выражали позитивного настроя. Скорее, они были о любви, которая носила маску. Впрочем, эти песни не войдут в новый альбом музыканта. Их место в мусорном ведре, как посчитал сочинитель, уверенный в том, что они, несомненно, стали бы хитами.
– Я скучал по этой чертовке, – Макс потеребил волосы на затылке.
В его глазах промелькнула нежность.
–
– Не понял, – Макс поднялся и не спеша подошел к Джо. С минуту он наблюдал за другом, который колотил грушу сильнее и яростнее. Он злился. Макс это понял сразу. И злился он не на то, что друг помирился со своей девушкой, а на Кэндис. На себя, черт возьми! – Ты собираешься от груши одни ошметки оставить? – попытался пошутить Макс.
– От…бись! – было ему ответом, который, конечно же, Максу не понравился.
– Хорош! Чего беснуешься? Не я подбил твою подругу на спор. – Он отошел от парня, чтобы случаем удар не пришелся ему вместо груши. – Тебе пора расслабиться. Трахнуть телочку – отличный способ снять напряжение.
Когда Джо повернулся к нему лицом, Макс заметил, что друг пришел в еще большее бешенство.
– Скажи, ты много девок оприходовал за время расставания с Эвелин? – Макс молчал. И Джо знал, что ответ отрицательный. – И я уже расслабился однажды. – Снова повернулся к груше, начав долбить ее так, что она скоро будет не просто раскачиваться, а исчезнет из поля зрения. – Хорошо так, расслабился, – Джо мотнул головой, откидывая волосы, что упали на лоб, мешая смотреть перед собой.
Макс не перебивал его, поняв, что другу нужно выговориться. Пусть и не стандартно за бутылкой пива, к примеру, и сигаретой, а вот так, через боксерскую грушу.
– Я еще тогда должен был понять... – прерывисто вдохнул и продолжил: – Она же хотела порвать отношения не просто так. Мне нужно было понять... – резко вздохнул, – что все там не просто. И ревность ее во время моего отъезда... – Джо мотнул головой. – Она так и не стала мне доверять. И ее крики во сне... В ней до сих пор живет обиженная школьница.
– Может, она хотела сказать? Ждала момента, – предположил Макс, засунув руки в карманы. – А тут еще и тот сукин сын вмешался, журналюга!
Услышав про Дилана, Джо еще яростнее выбивал из себя эмоции через грушу. Он прекрасно помнил тот разговор с ним по телефону, когда Дилан позвонил Кэндис поздно ночью. Тогда в Джо проснулась ревность – сильная и яркая. И сейчас она снова о себе дала знать, только куда более обжигающая, нежели тогда. Будучи вдали от девушки, по которой он продолжал сходить с ума, все его чувства к ней стали намного острее и сильнее. И даже злость не в силах была потушить тот пожар, который все больше и больше разгорался, сжигая душу и сердце дотла. Джо был необходим выброс энергии, и груша, которую он уже готов был разорвать, вряд ли особо поможет ему.
Все, что нужно музыканту – это музыка, которую он создает. Но стоит ему влюбиться, и музыка уже не может существовать без своей Музы. Джо это прекрасно понимал, но уже ничего не мог поделать. Но и избавляться от этого самого чувства, что заставляет сердце, буквально разрываться, не хотел. Оно – чувство, стало для него необходимым.
– Поговори с ней, – Макс подошел ближе. – Или забудь.
Джо со всей силы ударил по груше, показывая, что он не согласен со словами Макса.
– Поздно забывать. Втрескался в нее, твою мать.