Мы будем жить
Шрифт:
— Мы, — важно сказал Боря, — когнитариат. Я читал про это в интернете. Это новый креативный класс, интеллектуалы… рано или поздно мы возьмем власть в этом мире! Мы — элита. Сейчас известно, что образованные люди даже физически отличаются от остальных — здоровее и живут дольше. Мы, те, кто способен своими мозгами работать, создавать новое — со временем мы должны вообще отделиться от массы… мы не масса! Это же сразу очевидно.
— Вот именно! — заметила аспирантка, — я очень жалею, что училась в обычной школе… в гимназии, конечно, но все равно там были ученики из разных районов, были дети всяких
Я с сожалением взглянул на сканер — увы, и у Миши оказалось всего лишь 46 процентов совпадения…
А забавную теорию они тут выдвинули. Оказывается, это они — другая раса. Другой вид. Когнитариат, понимаете ли.
И они уже почти отделились от необразованного, не желающего работать и учиться быдла! Уже даже физически почти отделились. И хотели бы отделиться совсем. Да у них тут тоже настоящая хальтаята.
Я потряс головой и вышел на балкон, где обретались курильщики. Подышать свежим сигаретным дымом. Прохлады мне, немного прохлады — я явно перепил.
Черт возьми, Алиса, как ты все это объяснишь? Между двумя шимпанзе невозможна научная дискуссия? Но эти-то могут. Пожалуйста — это урку. Чистейшие генетически урку. Даже их дети никогда не будут амару. И тем не менее, они говорят об отвлеченных предметах. Как-то оценивают окружающий мир — как и на каком уровне — другой вопрос, оставим это. Рассуждают. Строят теории… Даже песни поют под гитару.
На работе занимаются наукой. Работают головой.
Рядом со мной дымил Кэмелом доктор математики.
— Не куришь? — спросил он.
— Не-а… вышел свежим воздухом подышать.
Внезапно мне пришла мысль.
— Слушай… меня интересует, я для одного исследования материал ищу… как ты математикой увлекся? С детства?
— А-а, да нет… то есть вообще-то в детстве я тоже увлекался. Но потом я в школе больше по бабам… Съехал.
— Но ты же доктор, защитился…
— Ну у меня отец завкафедрой, чего ты хочешь? Куда-то же поступать надо было. Поступил вроде. А потом интересно стало. Получится в аспирантуру или нет? Взяли. Знаешь, азарт такой. Потом думаю, смогу защититься или нет? Смог… Слушай, мне тут в Осло предлагают место на кафедре, вот думаю, ехать или не ехать… ты как считаешь?
— Не знаю, — сказал я, — тебе виднее.
— Наверное, поеду, — сказал он, — там заманчивые условия… в Германии вообще глухо все. Не пробьешься.
Он затушил бычок. Перегнулся через перила и посмотрел вниз. Я даже испугался — не прыгнет ли. Но представитель когнитариата лишь задумчиво качнулся, выпрямился, взглянул на меня и пошел в освещенную комнату.
Телефон зазвенел начальными тактами Пятой Бетховена, и я вздрогнул. "Шаги судьбы" — эту мелодию я запрограммировал на самую малоприятную личность из всех, кто мог мне позвонить.
Я стремительно пересек комнату и взял трубку.
Голос Майера казался масляным.
— Оттерсбах? Сегодня к вечеру ты мне будешь нужен в Центре. Подъезжай к семи.
— Хорошо, — сказал я машинально.
— Да, Оттерсбах… наконец-то и от тебя есть толк. Поздравляю! Это реальное достижение. Благодаря твоей наводке мы сделали сегодня большое дело. Мы взяли эту бабу, бывшую Граф, теперь Кастнер.
Иллка не смогла уйти.
Анквилла убеждал, что моей вины в этом нет. Вокруг Иллки давно стягивали сеть. Она собиралась уходить. Прекращать свою деятельность в Европе. Было решено, что ее уход послужит укреплению моей легитимности. Я выдал информацию о ней — имя, место жительства — в полном соответствии с планом Рабочей Группы Хальтаяты.
Беда в том, что рядом с ней, в частности, на ее работе, давно уже устроили нескольких агентов ОПБ, и мы не знали об этих агентах. А они не могли идентифицировать ее личность среди десятков подозреваемых. Знали только, что в Мюнхене действует агент хальтаяты, и что это, по всей видимости, врач или социальный работник.
Атака была мгновенной, Иллка не успела уйти. Агенты применили газ. Наша группа прибыла на час позже, мы не считались с тем, что ОПБ начнет операцию так быстро.
Это если и был просчет, то ни в коем случае не мой. Так говорил Анквилла. Да ведь и сама идея выдать личность Иллки принадлежала вовсе не мне.
В Центр я ездил на машине, он был далеко уже за Оффенбахом, по лесной дороге, в глухой чаще, где тщательно охранялась окружающая среда. Центр мало отличался от западного, в котором держали когда-то меня и Нико. И не в интересах ОПБ, конечно, было располагать его близко к населенным пунктам.
Здесь он был замаскирован не под психолечебницу, а под виллу супербогача по фамилии Краус. Один из сотрудников ОПБ.
Первый шлагбаум я проехал, назвав пароль. На втором охранник позвонил в Центр и убедился, что меня там действительно ждут. Наконец у ворот меня сначала идентифицировали, затем позволили заглянуть в глазок сканера сетчатки.
Окончательно опознав меня, дверь раскрылась.
С момента нашего побега ОПБ приняло дополнительные меры по охране своих центров — то есть по сути, тайных тюрем, где содержались заключенные и "пациенты", и одновременно исследовательских учреждений. Кстати, научный персонал, как я выяснил, ОПБ набирал из людей, чей анализ крови показывал хотя бы 50–70 % совпадения по генам амару. Больше было нельзя, они считались бы "паралюдьми". Меньше… очевидно, кто-то в верхушке ОПБ понимал, что лишь с полукровками можно рассчитывать на то, что они станут не только отрабатывать зарплату и бороться за место в иерархии, но и хотя бы немного искренне увлекаться научным поиском.
От ворот я пешком прошел по крытой галерее, в столбах которой были установлены, по слухам, не только видеокамеры, включая инфракрасные, но и автоматические стреляющие устройства. На входе в здание миновал еще один пост.
Узкий коридор, лифт — я даже не знаю, где тут лестница, которая по идее ведь обязательно должна быть! Я вышел на четвертом подземном этаже.
Понятно, что ОПБ располагает гигантскими средствами. Миллиардами и более того. И все равно это впечатляет.