My December
Шрифт:
— Ты что, блядь, охуел?! — проорал спаситель.
От злости парень сильнее прижал Ленни к дереву, выплевывая слова на его кожу, лицо. Пусть он был и меньше Страцкого ростом, однако та ярость, что он испытывал, словно поднимала его все выше и выше — и вот парень уже стоит на голову, а то и три, над этим уродом.
Однако когтевранец, прижатый с такой силой, что создавалось ощущение хрустящих костей, не собирался сдаваться. Он схватился за протянутые руки, пытаясь убрать их от шеи.
— Не рыпайся, ебать! — заорал
Гермиона пыталась увидеть, что творилось, но все попытки были тщетными. Ее веки стали гораздо больше, чем были в нормальном состоянии. Ноги становились ватными, и тело не держала ее. И ничего не находилось рядом, за что можно было бы схватиться.
Бедная, несчастная, перебывав еще в большем страхе, гриффиндорка была похожей на слепого котенка. На которого напала собака, а теперь спасал непонятно кто. И неизвестно, лучше или хуже той злой собаки.
— Отъебись от меня, хорек! Тебе можно ее трахать, а мне нет? — едва успел прошипеть Ленни, уворачиваясь от нового удара.
Однако парню удалось сделать свое дело — со всего размаху он залепил в челюсть. Что-то хрустнуло, и Страцкий тяжело выдохнул. По губе заструилась кровь, капая в рот. Он, сглотнув ее, плюнул спасителю в лицо. И, как говориться, напрасно ты сделал это, дорогой.
Новый, ослепляющий, выбивающий мозги из головы, удар врезается в его череп. И уже неизвестно для Ленни, от чего он. От руки слизеринца или от дерева, в которое он вхерачил его.
— Ты охуел, Страцкий? Что ты делал с ней?
Драко впил свои когти ему под кожу. Ленни, который стоял уже на полусогнутых ногах, почти висел на куртке, за которую держал его парень.
Вздох вырвался у него из груди. Кровь хлестала во все стороны, заливая ладони и лицо Малфоя.
— Говори! Сейчас же! Или я убью тебя, клянусь! — наклонившись к его уху, прокричал Драко.
Когтевранец хотел что-то сказать, однако не мог — бормотание и кровь со слюной вылетали из его рта, но Малфой ничего не мог расслышать.
Еще раз — тяжелый удар человека об дерево, и тот падает на землю. Однако его снова подхватывают, пытаясь вернуть к жизни. И повторяют вопросы снова и снова, будто даря последний шанс.
— Сама… она сама… — одними губами сказал Ленни.
Он уже не соображал, не думал. Хотел одного — чтобы его поскорее отпустили, разрешили лечь на землю. Он не видел ничего, кроме красной жидкости, стекающей с правой брови, и рассерженный, убийственный взгляд противника.
Вся та дурь, с которой пришел Страцкий, потерялась. Он готов был просить прощения, стать на колени, лишь бы его отпустили поскорее. Лишь бы этот нескончаемый гнев Малфоя окончился. Однако не мог — не было сил.
— Что? Она? Что она, блядь?
Драко не может успокоиться, пока не услышит ответ. Вразумительный, честный.
Сказать, что он был зол, — это ничего не сказать. Ярость почти
— Что она?.. ЧТО ОНА, БЛЯДЬ?
Гермиона упала на землю.
Страх, усталость.
Слезы вновь полились из ее полузакрытых глаз. Тело продолжало дрожать, как в конвульсиях. И все, что она могла видеть — это черные, идеально почищенные, туфли.
В голове у Драко проносилось: “Я люблю тебя!”. И хотелось закричать: “Она любит меня, урод!”.
Ленни замотал головой в ответ и получил то, что желал — его наконец выпустили, пнув ногой напоследок. Когтевранец даже не смог закричать от боли, лишь сжал глаза, перед которыми уже сверкали искры. Он был не в состоянии даже шевельнуть любой частью тела, которая жгла, горела. Пожирала его невероятной болью изнутри. Наверное, кости сломаны или что-либо вывихнуто.
— Съебывай отсюда, Страцкий! Съебывай, пока я не убил тебя!
Драко весь покраснел, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Он посмел прикоснуться к ней. Этот ублюдок посмел прикоснуться к Гермионе, он сделал ей больно. Если бы она тут не находилась, Малфой бы уже прикончил этого гребанного Ленни.
Нахера эта дура пошла с ним одна? Она еще не поняла, что белая овечка оказалась волком?!
А если бы Драко не было в совятне, если бы никто не остановил Страцкого? Она, блядь, хоть понимала, что могло произойти?
Малфой зло глянул на Гермиону, которая молча лежала на холодной земле. Мокрое лицо без единой эмоции смотрело куда-то прямо, безжизненно. Холодный воздух хлестал по голой коже. Разорванная рубашка поддавалась порывами воздуха, оголяя грудь.
— Твою мать…
Парень, стукнув кулаком о кору дерева, быстрым шагом подошел к Гермионе. Проматерившись про себя, взял на руки худое, еле ощутимое тело. И пошел. Куда-то в замок, куда-то в их гостиную. Думая о том, что мало наказал этого уебка. Что мало отомстил за Грейнджер.
За его Грейнджер.
Комментарий к
Принимается критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.
========== Часть 16 ==========
Он чувствовал ее тело, плотно прижатое к нему. Казалось, Гермиона не жива, и кожа девушки холодная, словно лед. Но грудь ее часто вздымалась, принимая кислород.
Пальцы крепко вцепились в плечо парня, и гриффиндорка дрожала то ли от холода, то ли от пережитого. И Малфою казалось, попытайся сам Волан-Де-Морт разглядеть в глазах старосты хоть что-нибудь, кроме пустоты, — это будет тщетно.
Ему захотелось вырвать себе сердце голыми руками лишь при одной мысли, что, когда все случится, Гермиона не станет прежней. Ничего не выражающий взгляд будет устремлен куда-то в небеса в последней молитве, конечности будут обмякшими и ледяными, а лицо — синим и неестественным.