My December
Шрифт:
Хотелось кричать, хотелось срывать с себя кожу, лишь бы не чувствовать страха, лишь бы не чувствовать всего этого.
Малфой резко остановился, оперевшись о прохладную стену замка. Тело горело — еще чуть-чуть, и его поглотит невидимый огонь.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Будь сильным, ради матери. Ради нее, ты все сделаешь ради Нарциссы.
Резкий вздох.
По лицу стекают капельки холодного пота. Руки дрожат, рубашка под мантией насквозь мокрая, волосы липнут ко лбу.
Какой же ты жалкий, Драко! ЖАЛКИЙ!
Чтобы
Соберись, твою мать! Соберись!
Кажется, сзади что-то шелохнулось. Оборачивается — никого нет. Встает, пошатнувшись, и идет дальше на негнущихся ногах.
Выход близко. Выход близко.
Спускается по лестнице, чувствуя, как мороз пробивается сквозь старые половицы, но не чувствует холода. Не чувствует ничего, кроме отчаяния и пустоты. Как будто кто-то долго выколачивал из него душу, швырял из стороны в сторону, пока все эмоции не вытекли наружу.
Слизеринец глубоко вдохнул ночной воздух, слыша, как под ногами хрустит недавно выпавший снег. Слыша, как где-то неподалеку завела свою песню сова.
Какое это тяжкое бремя — быть человеком. Боль, выбор и страдания — это ведь то, что делает нас людьми, верно? То, что закаляет в нас волю, то, что делает нас выносливее. Но это так же и то, что нас калечит.
Драко казалось, что он сходит с ума, что чувства переполняют его изнутри, превращая в самого настоящего сумасшедшего.
Глупая улыбка появилась на лице, и от этого почему-то хотелось заплакать. А ведь Малфой действительно псих! Не может разобраться в себе, не может защитить свою мать, связался с грязнокровкой… Психушка по нему плачет и, видать, уже давно.
В данный момент парень уже не чувствовал ничего, только тупую усталость. Слишком привык к кошмару, который происходит вокруг, который происходит с ним самим. Но вот страх никуда не испарился, продолжая прожигать в сердце Драко огромные дыры.
Всего несколько сотен шагов, и он на месте. Там, где должен быть — рядом с Люциусом. После чего он сделает то, что должен, ради своих близких. И всю жизнь он будет делать то, что должен. Красивая фразочка, которая скрывает, в чем именно заключается этот “долг”.
Длинные речи, навязанные Волан-де-Мортом, стереотипы, “благие” цели… Все это лишь прикрытие, лишь оболочка, за которой скрывается жестокость и несправедливость.
К черту! К черту все! Ты — пешка, просто пешка в их “большой” игре, один из тех, кого используют ради победы — смирись, это твоя жизнь, Драко. Теперь это — твоя жизнь. Ничего не изменить, ты лишь впустую тратишь время.
Малфой нервно сглотнул, ускоряя шаг — до окраины Хогсмида еще неблизко, а Люциус должен прийти с минуты на минуту.
Холодный ветер продувал мантию и развевал волосы. Многочисленные деревья около озера казались огромными и пугающими. Луна играла с тенями, которые плясали, словно призраки.
Гермиона шла сзади, слева от тропинки. Не смотря на заглушающие
Ее сердце колотилось в унисон с сердцем Малфоя. Девушка, то и дело оглядывалась, опасаясь увидеть кого-то позади себя. Темнота навевала ужас, а каждый шорох казался грохотом.
Птицы пролетали над лесом, размахивая своими огромными крыльями. Какие-то непонятные зверьки пробегали прямо перед гриффиндоркой. За кромками деревьев виднелись разноцветные крыши домов, из труб которых шел черный дым.
Кое-где, еле-еле горели фонарики, освещая узкие дорожки. Двери в магазины были плотно закрыты, а вот из “Кабаньей головы”, как всегда, доносился шум, из окон лился яркий свет.
Обычно оживленные улицы пустовали. Только лишь старик с согнутой, кривой спиной, плотно натянувший черный капюшон, медленно полз в сторону разваливающейся, двухэтажной хижины, проваливаясь изношенными ботинками в снег.
Гермионе оставалось лишь благодарить погодку за то, что та утихомирилась.
С каждым шагом Малфой все больше уходил в себя, не замечая дороги. Он смотрел вперед пустым, не мигающим взглядом, чувствуя приближение неизбежного.
Смириться. Отключить эмоции. Раньше ведь всегда получалось, так ведь?
При одной только мысли, что через каких-то три минуты Драко увидит Люциуса, холодок пробегал по телу.
Отец был стимулом для слизеринца. Он не мог позволить себе слабости при нем, не мог позволить взять вверх эмоциям. А сейчас, оставаться холодным и бесчувственным казалось просто невыполнимой задачей. Потому что сегодня Малфой чувствовал себя, как никогда живым и сердце его переполнял страх.
Гермиона нервно сглотнула, доставая из внешнего кармана палочку. До Визжащей хижины оставалось пару метров.
— Сальвио гексиа, — прошептала девушка, на секунду остановившись, представляя, как ее окружает невидимый щит.
В первые в своей жизни Грейнджер была не уверена в заклинании. Гриффиндорке казалось, что она допустила ошибку, сделала что-то неправильно. Что ее план, возникший в голове спантанно, потерпит сокрушутельный провал.
Мерлин, Грейнджер собиралась обвести вокруг пальца самого Люциуса Малфоя!
Им обоим хотелось, чтобы эта дорога длилась бесконечно, чтобы время тянулось, как тогда, на дежурстве. Каждый шаг приближал Драко к отцу, а Гермиону — к смертельному врагу.
Вот он, стоит спиной, завернутый в черное одеяние, с гордо выпрямленной спиной. Неподвижный, словно статуя и суровый, как грозовое небо.
— Здравствуй, Драко, — протянул старший Малфой, разворачиваясь к слизеринцу.
Лицо его было непроницаемо, лишь в серых глазах виднелся болезненный блеск. Оба, и сын, и отец, были, как никогда, бледны и это уже нельзя было сослать на аристократическое происхождение. Они были уставшими, с залегшими темными кругами под глазами.