Мы - дети войны. Воспоминания военного летчика-испытателя
Шрифт:
К 35-летнему юбилею Победы мне присвоили звание генерал-лейтенанта авиации (категория моей новой должности в промышленности соответствовала этому званию для прикомандированных из Министерства обороны). Это было для меня полной неожиданностью, но совесть моя спокойна — я мог ожидать присвоения звания генерал-лейтенанта еще тогда, когда в течение шести лет был заместителем генерал-полковника, фактически первым, и по существовавшему порядку должен был иметь ранг только на одну ступень ниже своего начальника.
В 1989 году я написал рапорт об увольнении из кадров МО в отставку, но почему-то уход «последних могикан» — военных в авиационной промышленности — задерживали. Это были, в частности, генеральные конструкторы А. С. Яковлев и Н. Д. Кузнецов, начальник летной службы МАП В. И. Петров,
Мой отец, по всей видимости, был доволен, что я стал работать в авиационной фирме. Надо сказать, он никогда не противился тому, что я избрал профессию летчика, хотя особенно одобрительно он отнесся к моему поступлению в инженерную академию. Когда я решил стать летчиком-испытателем, он опять не пытался мне помешать, хотя некоторое его беспокойство я все же чувствовал (тем более что и Алексей продолжал летать, но он был строевой командир — тут уж ничего не поделаешь). Помешать мне было очень просто — достаточно ему было только намекнуть главкому ВВС. Только позже, когда он уже был на пенсии, стало заметно его беспокойство за нас, особенно когда мы ему рассказывали о некоторых (не обо всех) наших трагических потерях. Он говорил мне, что пора уже использовать мои технические знания, пойти преподавать или как-то иначе передавать свой опыт другим. Как будто не понимая подоплеки, я ему объяснял, что по характеру моей работы технические знания как раз и используются и я в своей работе помогаю молодым, в том числе и в летном деле. Но я догадывался о его желании, чтобы я перестал летать.
В конце 70-х годов в Академии имени Жуковского создавался учебник для летчиков по аэродинамике и динамике полета маневренных самолетов. Меня и еще двух летчиков-испытателей — А. А. Манучарова и Г. Ф. Бутенко — включили в авторский коллектив этого учебника, руководимый доктором технических наук полковником Н. М. Лысенко. Отец был доволен моим участием в этой работе.
Еще будучи в ГНИКИ ВВС, я стал готовить кандидатскую диссертацию. Надо сказать, что в процессе испытательной работы в Институте всегда набиралась масса экспериментальных материалов, которые могли стать основой многих диссертационных работ. (У нас был свой ученый совет, имевший право присуждать степень кандидата технических наук.) Было много и инженеров, которые способны были это сделать, но как раз у самых знающих и опытных катастрофически не хватало времени. Испытательной работы всегда наваливалось невпроворот. В связи с наличием плана подготовки научных работников, некоторых инженеров уговаривали, а потом и заставляли готовить диссертации (из летчиков защитились, продолжая летать, в наше время, кажется, только Г. Ф. Бутенко, С. В. Петров и В. В. Овчаров). При этом они были вынуждены меньше заниматься испытательной работой, а на некоторое время и отрываться от нее. Поэтому кандидатов и тем более докторов наук у нас было намного меньше, чем могло бы быть при таком количестве инженеров и богатстве экспериментального материала. Однако в других организациях по нашим материалам написано и защищено немало диссертаций.
Я решился на это дело, когда перестал летать на испытания на боевых самолетах и у меня появилось немного больше времени. Темой выбрал проблему полета самолета-истребителя на больших углах атаки, то есть при энергичном маневрировании в воздушном бою и при пилотаже. С этим связаны важные проблемы, касающиеся как безопасности полета, так и боевой эффективности. Мне довелось участвовать в качестве летчика во многих испытаниях, в которых в той или иной степени изучались или отражались эти вопросы. Все это давало благодатный материал для обобщения и выводов. Еще раньше я опубликовал три статьи на эту тему в журнале «Авиация и космонавтика».
Руководителями моей работы были преподаватели Академии имени Жуковского полковник Николай Михайлович Лысенко и Григорий Флегонтович Сивков, генерал, дважды Герой Советского Союза, начальник кафедры безопасности полета (во время войны — известный летчик-штурмовик). Они, а также заместитель
Мой отец обрадовался, когда узнал, что я пишу диссертацию, и, кажется, гордился мной. Хотя тем, что трое его сыновей были профессиональными военными летчиками, он тоже явно гордился. К сожалению, защита диссертации состоялась уже после его смерти.
Отец, на моей памяти, всегда придерживался здорового образа жизни и давал всем нам пример в этом отношении. Он, как я уже рассказывал, не курил и очень мало пил, тем более после смерти Сталина, когда избавился от необходимости ужинать у него ночью с обильной едой и питьем и очень поздно (вернее, рано утром) ложиться спать. Ел он мало, особенно мяса и жирной пищи, больше всего любил сыр, овощи и зелень (всегда нас поправлял, если мы называли ее травой). Отец очень любил природу и стремился как можно больше проводить времени на воздухе. На даче он обычно обедал в саду или на веранде даже в прохладную погоду. Он много гулял, при этом ходил быстро, небольшими, но частыми шагами.
Я помню, как он, когда кто-то из нас или наших жен и детей не приезжал в воскресенье на дачу, с искренним недоумением говорил: «Не могу понять! Как можно торчать в городе, имея такую прекрасную возможность побыть за городом, на природе?» Действительно, мы, очевидно, недостаточно это ценили. Теперь, особенно летом в погожий день, вспоминается, как было удобно и просто тогда поехать на его дачу, не заботясь ни о чем. Отец обижался, когда кто-нибудь пропускал два-три уик-энда. Так, моя жена часто оставалась в Москве и дома редактировала рукописи. Отец говорил, что в воскресенье надо отдыхать, а уж если приспело работать, то почему этим нельзя заниматься на даче? На самом деле ей постоянно требовалась справочная литература, которую невозможно было каждый раз везти с собой. (Своей дачи я так и не завел.)
Еще небольшая бытовая деталь. Отец и мама никогда не увлекались домашними животными, у нас не было ни кошки, ни собаки. Но в начале 60-х годов Ваня привез на дачу маленькую белую собачку, кажется, болонку, Тяпу. Отец вначале не обращал на нее внимания, но она почему-то его особенно полюбила, бегала за ним по пятам, садилась перед ним и смотрела на него. Неожиданно для нас он тоже к ней привязался. Тяпа каким-то образом знала, когда отец должен был приехать с работы, и к этому времени всегда сидела у въездных ворот, дожидаясь его машины, и потом бежала за ней до дома. Чувствовалось, что отцу это приятно, он что-то говорил и даже гладил ее, что было непривычно видеть.
Вскоре после того, как отец перестал быть членом Политбюро, его переселили с дачи «Зубалово», о которой я рассказывал в начале книги, на другую дачу — в дачном поселке «Горки-10» Хозуправления Совета Министров. Это была именно дача, а не имение, которым фактически являлось «Зубалово». Дом стоял на высоком берегу Москвы-реки, недалеко от края склона, где была беседка, а вниз, к реке, вела деревянная лестница. В дни переселения меня в Москве не было. Потом уже я обнаружил, что некоторые наши личные вещи остались на старой даче, например купленные мной горные лыжи, которые сочли казенными, и моя еще со школьных лет библиотека. Спустя много лет, сын жившего там некоторое время В. Кузнецова, заместителя Брежнева по Верховному Совету, говорил моему сыну, что там есть книги со штампом «Библиотека Степы Микояна».
Вплоть до восьмидесяти лет отец не жаловался на здоровье, хотя, конечно, не все было в порядке. Но даже когда он явно заболевал, на вопрос обычно отвечал, что ничего особенного, немного недомогает. Представляю, каково ему было просить освободить его от поста Председателя Президиума Верховного Совета «по состоянию здоровья» в соответствии с «просьбой» Брежнева! Ему только что исполнилось семьдесят, и он чувствовал себя вполне в порядке. Во всяком случае, несравненно крепче, чем позже достигший такого возраста Брежнев.