Мы – драконы
Шрифт:
Откуда он пришел, где его семья, молодой человек рассказать не мог, поскольку, по утверждению самого Рассела, он потерял память, но Ингар столько повидал таких, беспамятных, на своем веку, что сначала не поверил. Молодой, с телом воина, юноша не казался больным, лишь в темных волосах пролегала широкая полоска седины.
Ингар проверял парня и так, и эдак, и в конце концов, убедившись в его правдивости, взял в дом. Незаметно для себя самого он начал привлекать его к врачевательной деятельности, и, к своему безграничному удивлению, стал замечать, как легко даются парню любые знания, а о практике и говорить нечего, у молодого Рассела Северина явно имелись врожденные способности к ремеслу врачевания. Видать, силен был в мальчишке первородный огонь.
Ингар догадывался, что это и могло послужить причиной событий, по которым Рас – да и не Рас он был вовсе, он и не скрывал – оказался без роду и без памяти, но поскольку никого похожего в Андалурсии пропавшим объявлено не было, Ингар справедливо рассудил: коль уж на родине не оценили дар парня, так пусть и кусают теперь себе локти, а Герона только выиграет от такого приобретения.
Выигрывал, конечно же, очень долго, собственно, сам Ингар, Рассел работал на него, а заслуги присваивал себе старый девин. Но парень был не в претензии, и Ингар с лихвой отблагодарил его, предоставив в пользование самую обширную в королевстве библиотеку и щедро делясь всеми знаниями, которыми обладал сам. Детей у него не было, так что само собой подразумевалось, что преемником, а там и наследником, он назначит Северина.
Сагидар терялся в догадках, как старый пройдоха умудрялся прятать такой талант целых пятнадцать лет и лишь когда собрался на покой, представил его королю, как своего помощника, и рекомендовал на должность королевского девина.
С первых дней новый врачеватель проявил себя с самой лучшей стороны, и спустя несколько месяцев его светлость сам себе дивился, недоумевая, как он мог без него обходиться. Рас заинтересовался травницей Тоной Верон, лично нанес ей несколько визитов, и вот теперь перед королем лежали результаты кропотливой работы пытливого ума девина Северина.
– Я обратил внимание, что записи ведутся двумя разными почерками и решил, что их записывают по очереди мать и дочь. Логично предположить, что кто ведет прием, тот и делает запись. Конечно, дочка может помогать матери, но вряд ли мать будет в подручных у дочери. И вот перед вами результат моих исследований, ваша светлость, если у матери исцеление получал каждый третий, то у дочери… – он ловко выудил нужный лист и положил перед королем.
– Как это понимать? – Сагидар поднял на Рассела неверящий взгляд.
– А так, что излечивались все, ваша светлость, все без исключения.
Король подпер руками подбородок и снова задумался. Малютка Ив, неужели они и правда были так слепы? А ведь похоже на правду. Магией там и не пахло, значит…
– Иллама, Рас. Ты должен проверить ее на илламу.
– Да, ваша светлость, только первородный огонь может давать такой эффект.
– Не говори пока никому, – Сагидар встал из-за стола и прошелся по кабинету, – девочке на днях исполнится шестнадцать, она должна пройти обряд сияния. Я отправлю за ней Эйнара, они были очень дружны в детстве, правда, сын вот уже лет пять туда носа не кажет. Пусть он пригласит ее во дворец, мы проведем обряд здесь. Ты его и проведешь.
– Вы хотите, чтобы принц призвал ее в качестве своей избранницы? – удивленно переспросил Рассел.
– Да. А что такого, Рас? Мы можем призвать их хоть сотню, это же не значит, что все они станут невестами принца. Пока что мы проведем обряд, а ты определишь силу илламы, все как обычно. Мы можем ошибаться, и в девочке илламы либо нет, либо ее немного. Тогда никто не в обиде, а просто так явиться к ним с изысканиями будет невежливо, мне не хотелось бы ранить сенору Тону недоверием, особенно сейчас, когда она лишилась мужа. Да и амир к ней благоволит, это всем известно.
Вообще-то амир Болигард благоволил к не меньше, чем двум десяткам женщин, по крайней мере, о стольких было известно Сагидару. Но к сеноре Тоне у того было особое отношение с тех пор, как она вернула ему зрение, и амир никогда не позволял себе в отношении нее ничего лишнего.
После того чудесного исцеления Эррегор вознамерился забрать сенору с собой и даже уже организовал переезд семейства Верон, как вдруг воспротивилась Ивейна. Она наотрез отказалась уезжать без своих орланов, а орланы прятались в лесу, лишь только амир ступал на порог, и никакая сила не могла вернуть их в дом.
Да и Абидал проявил неслыханную твердость, отказавшись переезжать, и Тона сдалась. Теперь они и вовсе остались вдвоем после того, как на охоте на Абидала Верона напал дикий турон и порвал его в клочья. Охотники не донесли его дома, Аб скончался, не успев проститься ни с женой, ни с дочерью.
– Даже если иллама Ивейны сильна, Эйнар не обязан ее выбирать, я не могу заставлять сына, – Сагидар подошел к окну и заложил руки за спину. – Нам просто нужен повод определиться с Ивейной, не разглашая причину, и удобнее всего это будет сделать во дворце. Мне всегда нравилась эта девочка, жаль, что она так некрасива, – король вздохнул и уставился в окно. – Хотя, я давно ее не видел, может, повзрослев, она стала хоть немного привлекательнее? Подростком она, признаться, была ужасна.
Девин Северин скорбно поджал губы и жалостливо покачал головой. Что ж, какой бы ни была Ивейна, Сагидар должен убедиться в правдивости его изысканий, и, если выяснится, что девочка и правда так сильна, она просто обязана занять достойное положение при дворе либо в качестве девины, либо магистрессы, но никак не торчать в этом забытом Небесным Богом селении.
– И ты вызвал меня специально для того, чтобы я тащился с тобой в эту глушь поздравить с днем рождения твою младенческую привязанность? Эйнар, у тебя совесть отсутствует даже в самом зачаточном состоянии, – светловолосый молодой человек с безупречной осанкой сидел на столе, свесив ногу, а напротив него развалился в кресле наследный принц Героны, и на лице его блуждало выражение той безграничной скуки и вселенской печали, которое присуще юнцам, годам с семнадцати считающим себя познавшими жизнь умудренными мужами и не ждущим от нее ничего более захватывающего и исключительного. Как правило, прозрение наступает в период от двадцати до двадцати пяти, не зря в Андалурсии совершеннолетними юноши считаются с двадцати двух лет.
Им обоим как раз только исполнилось по двадцать – Дастиан, воспитанник и наследник амира Болигарда, сын его родной сестры, был всего лишь на четыре месяца старше геронского принца, – потому принцу такое выражение лица было более чем простительно.
Оба молодых человека были слишком изящны для драконов, хотя уже сейчас через тонкий шелк сорочек угадывались широкие торсы и крепкие мускулистые руки. До совершеннолетия оставалось целых два года, до этого возраста, как им с детства вбивали в головы, не следует бездумно расходовать илламу, поскольку нет постоянного источника ее пополнения. Потому полагается воздержаться от частых полетов и обращаться по случаю крайней нужды, а без них откуда взяться мышцам и рельефу?