Мы еще поживем
Шрифт:
После скандала отец собрал вещи и ушел, а мать плакала в спальне навзрыд. Борис был еще мал, он только готовился идти в первый класс, но от этого плача у него бегали по спине мурашки, ему было не по себе: как это его мать и плачет?!
Он долго стоял перед дверью спальни, прислушиваясь. Затем без стука вошел. Мать сидела на кровати, ее плечи вздрагивали от рыданий, слезы ручьем текли по лицу. Борис замер пораженный. Он никогда не видел, чтобы его мать вот так давала волю своим эмоциям. У Бориса даже задрожали коленки. Мать, которая своей несправедливостью, своими бесконечными упреками и унижениями заставила его пролить столько
Не плачь, мама, не надо, несмело попросил Борис. Он очень редко называл ее мамой. Она в лучшем случае звала его Борькой, а он старался без особой надобности и вовсе не обращаться к ней.
Уйди!
– потребовала мать, не злобно, а как-то отрешенно.
Вскоре родилась Танечка. Но еще несколько раз Борис, проходя вечером или ночью мимо комнаты матери в туалет, слышал характерный шум и всхлипывания. На людях мать его никогда не давала воли своим эмоциям, а по ночам иногда предавалась печали.
Впрочем, Борис и сам скрывал от окружающих свои слезы. Он боялся и не любил мать. Временами, после того как она срывала на нем свою злость, он ненавидел ее, но ненависть быстро отступала. Оставалась засевшая глубоко внутри обида и страх. В то же время иногда ему было даже жаль свою мать. Она не любила работать, но вынуждена была кормить двоих детей и чувствовала себя глубоко несчастным человеком.
Больше всего Бориса раздражало лицемерие матери. Он хорошо помнил, как мать принимала Зинаиду Олеговну, когда та пришла к ним домой. Визит классного руководителя проявил всю фальшивость и неискренность мамаши. Накануне визита мать принесла Борису железную дорогу, паровозик с вагончиками, рельсами, станцией. Борис и прежде хотел иметь такую дорогу, но игрушки, тем более дорогие, Валентина Михайловна сыну не покупала.
В тот день мать прибралась в маленькой комнате Бориса, хотя делала это довольно редко, заставляя сына самого подметать и мыть полы у себя. Она ничего не выкинула, ничего не спрятала, только аккуратно вытерла пыль, расставила по местам Борины вещи и сделала хорошую влажную уборку пола. С вечера у нее было поставлено тесто, и утром мать напекла пирожков. Борис удивлялся такой перемене в ее настроении. Он подумал сначала, что мать хочет загладить свою вину за то, что она ударила его пару дней назад потому, что он толкнул Татьяну. Толкнул случайно: сестренка пыталась отобрать у него книжку с картинками, которую он читал ей. Борис отпихнул ее, а она упала и заплакала. Мать прибежала с кухни и, не разбираясь, с ходу дала сыну кулаком по лицу. Дала не слишком сильно, но синяк у глаза появился, и Борис ходил с ним несколько дней. Подзатыльники мать давала ему постоянно. Она воспитывала сына руганью и подзатыльниками. Сказал что-то не то или воды вовремя с колонки не принес получай. Но вот чтобы кулаком по лицу такого еще не было. И ремнем сына она не порола. Один лишь раз, когда Боря ходил еще в детский садик, мать пыталась наказать его ремнем. На прогулке Борис вышел за ограду садика и пошел прогуляться по улице без разрешения воспитателей. Он дошел до пруда, который находился на окраине поселка, довольно далеко от его дома. Здесь его и нашла перепуганная воспитательница, которая все рассказала матери.
Валентина Михайловна решила строго наказать Борьку. Вечером она заперлась с ним в комнате на шпингалет, сняла штаны и стала больно бить ребенка по попе ремнем. Борис заорал, вырвался из рук матери и
Прекрати немедленно!
– закричал он.
– Не смей трогать ребенка!
Отец толкнул дверь. Она не поддалась.
– Ну-ка открывай!
– потребовал отец.
Да пошел ты!
– огрызнулась Валентина Михайловна и, схватив, наконец, сына, поддала ему хорошенько. Борис усилил свои вопли.
Отец ударил по двери раз, затем еще раз. Хлипкая щеколда не выдержала отец вбежал в комнату, схватил и крепко сжал руку жены, держащую ремень.
Не сметь!!! Не сметь трогать ребенка!
– громко кричал отец.
Ай, что ты делаешь!
– взвыла мать.
– Мне же больно! Пусти.
Не трогать больше ребенка!
– опять грозно потребовал отец.
Ну и воспитывай своего ублюдка сам!
– крикнула Валентина Михайловна.
Поступок мужа, его решимость напугали мать. Она показывала потом знакомым синяк на своей руке, но сына больше не била и не порола. Борис был благодарен отцу за его поступок.
И вот спустя почти десять лет Боря пришел в школу с синяком. А в воскресенье к ним пожаловала Зинаида Олеговна. К Зинаиде, которую считали весьма строгой и требовательной учительницей, Борис относился с уважением. Она вела его любимые, наряду с географией, предметы химию и биологию. Особенно Борису нравились лабораторные работы по химии, когда нужно было что-то смешивать, экспериментировать. Борис любил смотреть на то, как взаимодействуют вещества. Эти реакции, словно колдовские превращения, были похожи на сказку, а он чувствовал себя волшебником.
Классного руководителя мать встретила с преувеличенной любезностью. Сразу усадила пить чай со свежими пирожками. Без конца извинялась за скромный прием что поделать, приходится экономить, за то, что не углядела за сыном, он упал и расшиб себе глаз.
Борис не возражал, он не смел перечить матери даже когда она говорила неправду.
А чего ж он худой-то у вас такой?
– спросила Зинаида Олеговна.
Так не есть ничего. И не заставить. Даже шоколад не ест, прошлый раз дала, так он его выбросил.
Шоколад ему мать, конечно, не покупала. Недавно она действительно оставила ему плитку шоколада. Но этой плитке было несколько лет, ее невозможно было раскусить. Она где-то завалялась, и мать отдала ее сыну.
Обычно, когда к ним заходили гости, Валентина Михайловна жаловалась им на свою тяжелую жизнь и на бывшего мужа. Вот и в тот раз она подняла свою любимую тему:
Отец Борькин, вы его не знали? Кабель еще тот! Когда вместе жили, гулял все время. И заначки прятал. И сейчас денег на сына давать не хочет. Дерьмо человек...
Не стоит об этом при ребенке, - прервала ее Зинаида Олеговна. Почему он у вас такой нелюдимый? Со сверстниками совсем не общается. Может, к психологу имеет смысл обратиться?
А-а, ходили мы к психиатру. Никакого толку. Посмотрел, по коленкам постучал, отклонений не нашел.
Борису крайне неприятно было слушать свою мамашу. Но в диалог женщин он вмешаться не смел. С ранних лет мать не позволяла ему перебивать себя, когда она с кем-то разговаривала и строго наказывала сына, если он нарушал этот запрет.