Мы еще поживем
Шрифт:
В самом деле?
– удивился Шкода. А какие?
Скажем, в описании Малыша. Ты пишешь, что он был сексуальным виртуозом-экспериментатором...
По-моему, это большая находка, возразил Шкода.
– И очень жаль, что ты её не оценил.
Ладно. Ответь мне только, где ты видел гладко выбритых беззубых блондинок, обладающих лучезарной улыбкой?
Что?
– почесал голову раздосадованный Шкода.
– В самом деле, придётся заменить.
Вот, вот, сказал Эдик, и замени ещё эпизод, где ты описываешь драку Малыша с сантехником Унитазовым.
Но это же центральный эпизод!
– возмутился
Слишком уж здесь всё неестественно, сказал Эдик.
Ты, видно, невнимательно слушал, махнул рукой Шкода.
Как же, я хорошо запомнил этот эпизод, возразил Эдик, к этому месту в повести он ещё не успел как следует задремать. Когда преступники похитили Марию, решил пересказать сюжет Эдик, твой Малыш мчится по городу в поисках сантехника Унитазова и находит его на стройке. Сантехник, помахивая огромным гаечным ключом, обследует тяжелую бетонную стену. Малыш подбегает к противнику и грозно требует: "А ну-ка живо гони мне десять копеек!". "Но у меня нет мелочи", виновато пожимает плечами сантехник. Тогда твой главный герой с криком: "Так ты, гад, не хочешь одолжить мне гривенник?!" лупит сантехника ногой по зубам. Тот падает как подкошенный. Малыш начинает топтать и пинать сантехника, требуя сознаться, где спрятана Мария. Сантехник не хочет. Малыш хватает его за волосы и стучит головой человека об стену. Но тут, ты так пишешь, откуда ни возьмись примчались дворник Подметайко, столяр Деревяшко, слесарь Порчугайкин. Заметив их, Малыш перепрыгивает через трехметровую бетонную стену и мчится за подмогой в кооператив "Обмер". Подумай только, Федя, как всё это глупо выглядит, сколько здесь неточностей, откровенного писательского брака.
Как-то ты всё опошлил, недовольно покачал головой Шкода.
А фамилии?
– продолжил Эдик. Какой дурацкий у тебя подбор! И кооперативов с названиями "Обмер" или "Обман" я не встречал, и шутки у тебя преимущественно плоские.
Эх, плохо ты юмор-то понимаешь, раздраженно заключил Шкода.
Наступило тягостное молчание. Наконец Шкода спросил:
Как тебе концовка повести?
Её окончание напомнило Эдику окончание когда-то нашумевшего произведения Кунина "Интердевочка", и Эдик сказал:
Чувствуется влияние отечественной литературы перестроечного периода.
Слушай, может быть, перевести на английский язык и послать в американские художественные журналы?
– с надеждой спросил Шкода.
Будет международный скандал, попытался пошутить Эдик.
Это ещё почему?
– не понял шутки Шкода.
Из-за щенка. У тебя фигурирует щенок породы рокфеллер.
Не рокфеллер, а ротфеллер, поправил Шкода. Что-то тебе слышится всё не то, что надо.
И порода называется не ротфеллер, а...
У тебя всё?
– грубо прервал Эдика Шкода.
Советую тебе больше не писать о том, чего не знаешь, спокойно сказал Эдик.
Я не нуждаюсь в твоих советах!
– злобно ответил Шкода.
Тогда зачем позвал меня?
– удивился Эдик.
Убирайся!
– вдруг грозно потребовал Шкода.
Наконец-то желания приятелей совпали! Всё утро Эдик страстно мечтал поскорей покинуть грязную комнату Фёдора. Но Шкода, вместо того, чтобы посторониться и пропустить Эдика, почему-то, злобно сверкая глазами, подскочил вплотную, загородив путь на свободу своим мощным, пышущим гневом телом.
Не умеешь писать не берись, сказал Эдик.
Ну ты и гад! Да я вышвырну тебя вон!!!
– вдруг заорал Шкода, схватил Эдика за воротник рубахи и попытался потащить его по направлению к двери.
Но Эдик упирался. Изловчившись, он смог сильно толкнуть разбушевавшегося писателя. Раздался треск рвущейся рубахи и грохот. Это шлёпнулся Шкода. Вцепившись мертвой хваткой в воротник оторванной рубахи, он больно ударился о спинку кровати.
Глава 2.
Смертельное проклятие.
С трудом оттолкнув злобного писателя, Эдик выскочил наконец на улицу. Но и Шкода быстро вскочил и бросился к двери. Однако за Эдиком почему-то не погнался, а остался у порога.
Обернувшись, Эдик возмущенно закричал:
Ты не писатель, ты вредитель!
Что?!!
– топая ногами, злобно заорал Шкода.
– Убирайся вон, ублюдок!!!
Тихая улочка огласилась звонким лаем собак, из окна дома, где жил Шкода, высунулась пожилая женщина, хозяйка дома, и погрозила Эдику, невинному оборванцу, кулаком.
Отдай воротник, вредитель!
– зачем-то крикнул Эдик.
Шкода кинул оторванный воротник рубахи в сторону Эдика и закричал:
Да я проклинаю тебя! Слышишь, проклинаю! Да я напускаю на тебя нечистую силу! Она принесёт тебе скорую смерть! Скоро пойдёшь в могилу! Слышишь, ублюдок, скоро ты подохнешь в страшных муках!
Эдик обернулся опять. Выпучив глаза, Шкода так и стоял на пороге своей комнаты. Он направил раскрытые ладони своих вытянутых рук в сторону Эдика и делал руками какие-то взмахи.
Подохнешь, скоро подохнешь, гад!!!
– вновь заорал Шкода.
Испуганная хозяйка дома забарабанила кулаком в оконное стекло.
Что было делать Эдику? Разобраться, призвать к ответу Шкоду и объясниться с хозяйкой? Увы, сейчас всё это могло бы обернуться против него новыми неприятностями. Эдик вовсе не хотел скандалить. Униженный и оскорбленный, он побрёл на станцию, ещё долго слыша в след собачью брань.
Даже в электричке Эдик не мог прийти в себя, сильно переживая случившееся. Его отношение к Шкоде резко поменялось. Этот злобный шизофреник ходит с девками по ресторанам, развратничает, выдаёт себя за великого экстрасенса и писателя, так ещё и вытащил Эдика ночью с постели, всё утро мучил его ужасной мурой, а затем проклял! Негодяй, злобный негодяй! Ишь, руки выставил, нечистую силу напустил!
От возмущения, отчаянной досады, скопившейся глубоко внутри, Эдик неожиданно, неконтролируемо закричал на весь вагон электрички:
Ну и дебил! Гад, сволочь, развратник долбанный! Шизофреник поганый!
К Эдику подскочил какой-то подвыпивший мужичок, принявший, похоже, вопль отчаяния Эдика на свой счёт:
Ты это кому, придурок?! Что, в морду захотел?!
Эдик очнулся:
Нет, нет, извините! Я это не вам! У меня неприятности, я это о своём.
Ну и помалкивай в тряпочку!
– недовольно сказал мужичок, но отошёл.