Мы еще поживем
Шрифт:
Глава 3.
История злобного писателя.
Необычные способности у Фёдора Шкоды открылись далеко не сразу. Несмотря на весёлую фамилию Федя был самым обычным, не слишком озорным ребёнком.
Но как-то раз, когда Шкода учился в 7-м классе, в ласковый майский день, в самом конце учебного года, на переменке в школе Федя как обычно готовился к уроку. К нему
Учительница рухнула в обморок, в классе переполох: забыв о Шкоде, ребята паникуют, бегают вокруг любимой учительницы, не зная, что предпринять.
Придя в сознание, женщина спросила:
Федя жив?
Все ринулись к окну: кусты были помяты, но Федя исчез. Наступившее оцепенение длилось не долго: в класс ввалился оборванный, ужасно воняющий Шкода. Он упал не очень удачно: под окном росли здоровенные кусты колючего шиповника, которые какой-то негодник умудрился использовать вместо туалета. Шиповник смягчил падение: Федя ничего себе не поломал отделался лишь сотрясением мозга, ушибами, ссадинами да колючками, впившимися в тело. Школьный костюм его пострадал, конечно, основательно. Но серьёзной боли мальчик поначалу не ощутил был под впечатлением своего полёта. Не заметил даже, что приземлился в чью-то свежеположенную "мину".
Вот и я! бодро сказал вошедший Шкода. Хромая, он прошёл к своей парте. Не обращая внимания на обалдевшую учительницу и изумлённых ребят, Шкода открыл учебник и сделал вид, что читает: он не любил всеобщее внимание.
Ужасный запах, исходивший от Шкоды, помог привести учительницу в чувства. И Федю, несмотря на его протесты, отправили в больницу.
Но первое падение не смогло раскрыть какие-либо необычные способности Феди. Оно лишь слегка изменило его характер. Федя стал нервным, раздражительным и в то же время немного заторможенным. По мнению одноклассников, Федя слегка тронулся умом, стал "придурковатым".
Его поставили на учёт к психиатру. Но учился Шкода не плохо и по окончании школы поступил в Политехнический университет. Однако к концу третьего курса Фёдор охладел к учёбе. Шёл 1992 год время крутых перемен в стране. Карьера инженера Шкоду перестала больше интересовать. Он решил, что новый общественный строй обещает "умным людям" отличные возможности. Но прежде, чем что-то предпринять, Фёдор поехал на море, в университетский спортлагерь. Спортом он не занимался, но летний лагерь находился в окрестностях города Сочи, путёвки давали почти всем желающим, и Федя поехал посмотреть море за десять процентов от реальной стоимости путёвки.
Отдых как-то сразу не заладился. Шкоду поселили в грязный кемпинг, ближайшим его соседом оказался однокурсник Вася Шмаков, большой любитель спиртных напитков и девушек. Этот самый Вася раздобыл где-то литр чачи и уговорил Федора пойти к морю, отметить приезд. Пошли вечером, перед отбоем. Шмаков прикончил стакан чачи, сразу повеселел и, пошатываясь, пошёл знакомиться с барышнями.
Шкода выпил, вроде, не много: он не слишком уважал крепкие спиртные напитки, предпочитая сухое вино или пиво. Но его голова, вероятно, с непривычки, налилась свинцом, он плохо соображал, с трудом воспринимая действительность. Шмаков привёл двух явно подвыпивших девок, но Шкода общаться с дамами не стал. Его сморил сон.
Проснулся Фёдор глубокой ночью оттого, что кто-то орал над его ухом. Это Шмаков исполнял песню про уток. Девушки ушли, Шмаков был сильно пьян.
Нужно было идти назад, в лагерь. Шмаков сильно качался, Федя придерживал его, но однажды не удержал. Шмаков свалился на дорогу, и, твердя: "Я трезв, я трезв как осциллограф!", попытался подняться, но не смог сделать это самостоятельно. С большим трудом Федору удалось придать товарищу горизонтальное положение и транспортировать его в направлении лагеря. Но у самого забора Шмаков снова предательски заорал свою песню: "Летя-я-ят утки-и-и и два-а-а гуся!!!"
На крыльцо служебного помещения вышел физрук. Он уставился на возмутителей спокойствия и грозно потребовал:
Идите сюда!
Ничего, ничего, только не подведи меня, шепнул приятелю Шмаков и зашатался в направлении физрука. Фёдор придерживал его за руку, но чем ближе подходили собутыльники к физруку, тем сильнее качался Шмаков.
Ничего, ничего, твердил он, я в порядке.
Вдруг его повело.
Федька, держись, прорвёмся!
– приказал Шмаков и упал к ногам физрука.
Ух!
– воскликнул физрук, на секунду схватился за своё сердце, потом обежал вокруг Шмакова и стал щупать ему пульс.
Упился и без сознания, сказал физрук. Давай положим его на кровать.
У двери начальника лагеря стояла железная кровать. Шкоду свалили на кровать, а физрук стал барабанить в дверь начальника. Послышался шум и неодобрительные восклицания. Наконец полуголый начальник выглянул наружу.
А? Что? Что случилось?
– осведомился начальник.
Вытрезвиловку вызвать надо, сказал физрук.
Кому? Тебе?
Мне? Мне не надо! испугался физрук.
– Парню. Вон он лежит. До чертиков упился и лежит.
Я ему сам вытрезвиловку устрою!
– придерживая спадающие трусы, начальник лагеря спрыгнул с крыльца и стал стучать Шмакова ладонью по щекам. Шмаков открыл глаза. При виде полуголого начальника лагеря он очумело заикал.
Ах, ты, гад! Сейчас ты у меня протрезвеешь! Всю чачу из тебя выбью!
– злобствовал начальник.
Я трезв как стёклышко, сказал Шмаков и сделал попытку подняться с кровати. Однако чача сама настойчиво просилась наружу. Шмаков не смог сдержаться. Он опустил голову и издал блеющий звук.
Начальник лагеря отпрыгнуть не успел.
У-у-у, сволочь!!!
– заорал он, глядя на испачканную ногу. Начальник озверел. Вложив всю свою силу и злость в удар, он, испачканной ногой, саданул по железной сетке кровати. Кровать сломалась, Шмаков упал, а лагерь потряс душераздирающий вопль ушибленного начальника:
А-а-а-а-а!!!
Этот бешеный вопль пронёсся по лагерю, достиг гор, отразился и эхом вернулся назад. В некоторых кемпингах зажглись окна, на улицу стали выбегать испуганные люди. Они недоуменно разглядывали прыгавшего на одной ноге начальника лагеря, который, превозмогая страшную боль орал на Шмакова: