Мы еще встретимся
Шрифт:
Порой дело принимало серьезный оборот и ничего не подозревавший иногородний гражданин попадал в весьма неприятное положение.
Вот и сейчас на углу Литейного Нина увидела толпу, которая, окружив дюжего парня, одетого в милицейскую форму, чего-то от него требовательно допытывалась.
Белесый, аккуратно подстриженный милиционер, сняв фуражку, вытирался платком и плохо выговаривал по-русски:
— Мне Палтийски вокзал… Палтийский…
— Гляди, — обратился к Нине какой-то старик в белой косоворотке. — Балтийский вокзал ему. Чего захотел! И причесан не по-нашему. Еще в милиционера нарядился. Свести его куда следует…
В толпе покрикивали:
— Проверить надо!
— Внешность очень подозрительная!
— Главное — не отпускать!
Кто-то пытался урезонить наиболее активных:
— Граждане, но нельзя же так… Только и видим…
Но в толпу уже тащили проходившего мимо майора.
Тот козырнул растерявшемуся задержанному и попросил предъявить документы. Милиционер, видно, и сам был рад увидеть военного. Он торопливо вытащил из гимнастерки какие-то бумаги и протянул майору.
Майор принялся их перечитывать, потом сказал:
— Все в порядке, граждане. Эстонский товарищ. Срочно возвращается по месту службы. Прервал отдых в Сочи.
В толпе облегченно и, кажется, разочарованно вздохнули. Майор вернул документы эстонцу:
— Второй трамвай, — майор поднял два пальца. — И спрашивайте только у кондуктора.
— Но не каварит контуктор… — развел руками задержанный.
Кругом уже добродушно смеялись.
— Действительно, трудный случай, — сказал майор. — И таблички с вагонов сняты. Идемте со мной, покажу, где садиться нужно. — И повел эстонца к трамваю.
Вслед им кричали:
— Обижаться не надо! Время военное, порядка требует…
Нина двинулась дальше, и снова на пути ее выросло препятствие. Улицу пересекала далеко растянувшаяся колонна женщин и девушек. На плечах они несли лопаты. Иные из девушек шли в нарядных косынках и в туфлях на высоких каблуках.
Стоя на углу, Нина долгим взглядом провожала уходивших. И вдруг ей подумалось — до чего же она верно делает, что идет к отцу. Она попросится снайпером, нет, разведчицей… кем угодно. Только не бездействовать сейчас, когда от каждого требуется отдать все, что он может… До чего же наивны и смешны были утверждения матери. Она считала, что Нина должна и теперь подавать в консерваторию. Ведь ее могли принять без экзаменов.
Экзамены! Музыка!.. Разве можно сейчас о них думать?! Нина пожала плечами и убыстрила шаг.
Здание, где размещалась воинская часть, которой командовал Латуниц, находилось в саду. Еще десять дней назад здесь была обыкновенная школа. Теперь в полураскрытых воротах стоял часовой. Нина назвала свою фамилию. Часовой выкликнул кого-то из группы военных, сидящих невдалеке на садовой скамейке.
К Нине подошел молодой лейтенант с красной повязкой на левой руке.
— Идемте, — сказал он, откозырнув.
Вслед за лейтенантом Нина пошла через сад. На скамейках и за вынесенными на траву детскими партами сидели и курили командиры. Иные группами толпились на дорожках, что-то рассказывая друг другу. Видимо, все чего-то ожидали.
Длинным темным коридором лейтенант повел Нину в глубь здания. Затем поднялись по лестнице и, миновав дежурного у телефона, очутились у двери с надписью: «Учительская». Лейтенант приоткрыл ее, спросил: «Разрешите?» — и пропустил вперед Нину. Когда она входила, полковник стоял у окна и курил, глядя в сад. Он сразу же обернулся и, чуть улыбаясь, пошел навстречу дочери. Нине показалось, что он похудел и осунулся с тех пор, как она его видела. Под глазами легла синева.
Латуниц пожал ей руку, как старому приятелю, и усадил в кресло у круглого стола, покрытого синей скатертью, а сам, по обыкновению, принялся ходить по комнате.
— Ну, — спросил он, — что скажешь нового?
— Я пришла… — Нина хотела начать издалека, но вдруг все забыла и, встав с кресла, сказала: — Я пришла, чтобы попроситься с тобой в армию.
— В армию? Ишь ты! Что же ты там будешь делать?
— Что угодно, что велят, — твердо сказала Нина. — Я сейчас не могу сидеть здесь.
— Ну, а мать как же на это смотрит?
— Мама говорит, что я должна заниматься музыкой.
— Ну и правильно, — сказал полковник. — Ты что же думаешь, мы теперь рояли на дрова переломаем, а?
— Нет, я так не думаю, но сейчас… — Она замялась и не знала, что говорить дальше.
В это время в дверь постучали, и полковник громко сказал:
— Да.
Вошел невысокий худощавый военный с зелеными петлицами. В руках он держал объемистую папку. Когда он закрывал за собой дверь, Нина заметила, что в коридоре ждало еще несколько командиров.
— Разрешите, товарищ полковник, срочные, — сказал вошедший.
— Давайте.
Военный открыл папку, и полковник синим карандашом стал быстро подписывать большие листы с напечатанным на машинке текстом. Нина заметила, что, подписываясь, он ставил огромное Л, а дальше все было совершенно непонятно.
— Все? — спросил полковник, ставя последнюю подпись.
— Все, — ответил командир с зелеными петлицами и стал складывать листы.
— Так вот, — сказал полковник, продолжая прерванную мысль и снова прогуливаясь по комнате. — Ни на какую войну тебе идти не следует… Понятно? Надо быть с матерью и заниматься музыкой, а на войне как-нибудь обойдутся и без тебя… Ясно?
— Ясно, — сказала Нина, чувствуя, что у нее не хватает ни сил, ни возможности возражать.
— Ну вот и хорошо. — Он улыбнулся. — Я тебе дам адрес. Напишешь о себе.
— Хорошо, — сказала покорно Нина и взяла листок, на котором он размашисто написал несколько слов.
Полковник протянул ей руку и так, держа ее ладонь, проводил до двери. Нине показалось, что он еще что-то хотел ей сказать, но не мог решиться.
И вдруг будто кто-то сильно толкнул ее, она резко обернулась и молча прижалась к нему. И сразу почувствовала, как сильные руки до боли сжали ее плечи.