Мы — это мы
Шрифт:
Ну уж нет.
Но когда взгляды друзей обратились к нему, у Хэла не хватило смелости озвучить свои мысли. Он пробормотал что-то о том, что и не думает о самостоятельной жизни, поскольку теперь он единственный сын в семье и не может бросить родителей. Друзья посмотрели на него с глубоким сочувствием и впервые за время разговора слегка оттаяли.
И когда Хэл, выдумав благовидный предлог, потащился домой по раскисшему снегу, он все вспоминал эти взгляды и чувствовал, как внутри горячим источником вскипают досада и гнев.
Да что они понимают, жалкие деревенские
Он мог бы рассказать такое, что у них челюсти поотваливались бы, убрать с их лиц это жалкое сочувствие и вернуть то, что привык видеть — восхищение, зависть, желание подражать.
Но, как бы сильно ни жаждал Хэл восстановления своего статуса, прежде всего, конечно, в собственных глазах, глупо раскрывать подобную тайну ради минутного триумфа над мальчишками. Ну их, пусть живут безмятежно!
Он, Хэл, обязательно помирится с Эдвардом и снова будет путешествовать по разным городам и странам, искать таинственные сокровища, выходить в море на прекрасных кораблях под всеми парусами. Разве можно променять это на жалкую перспективу женитьбы и обзаведения хозяйством?
А самое лучшее, вдруг подумал Хэл, приближаясь к своему дому и уже с расстояния слыша злобные вопли Майло, было бы отправиться в путешествие по-настоящему. Искать реальные, а не выдуманные сокровища, увидеть небо, отраженное в море, не только в своем воображении.
Но, увы, об этом нечего было и мечтать.
Даже когда Майло уйдет на Тот Берег — если уйдет, мрачно подумал Хэл, он был уже готов поверить в то, что этот гандюк бессмертен, — все равно нельзя оставлять родителей одних. Кто-то должен о них позаботиться. Старшие братья ушли, у сестер свои семьи, в них престарелые родители жены станут обузой или того хуже — прислугой.
Нет, он должен остаться и останется. Кроме того, Эдвард здесь, а их дружба — все, что нужно для счастья, твердо решил Хэл и улыбнулся этой мысли.
Улыбка так и сияла на его лице, когда он вошел в дом, под шквальный огонь беснований Майло.
8
Наступила весна, и вновь, как и в прошлом году «плуг Эда» показал себя с самой лучшей стороны. На этот раз Пол участвовал в распашке, и они закончили еще быстрее и засеяли свое поле раньше всех в деревне.
Но это Хэла совсем не порадовало — тоска по-прежнему лежала на сердце тяжким бременем. Он дал себе слово, что как только полевая страда закончится, сразу же отправится к усадьбе Райни и отыщет Эдварда. Если он в городе — значит, пойдет в город, подберется к дому Свершителя под покровом ночи, в общем, так или иначе найдет способ встретиться с Эдвардом.
Думая об этом, Хэл сообразил, что теперь его друг стал Свершителем, а значит, их посиделкам в библиотеке в любом случае пришел конец. Но ведь Эдвард не оставит мать одну с таким большим хозяйством? Наверняка он возвращается в лес достаточно часто, они смогут договориться о встречах, придумают что-нибудь. Хэл был воодушевлен как никогда и жаждал действовать.
Состояние Майло ухудшалось с каждым днем, он с трудом выбирался из дома и ходил, останавливаясь для отдыха через каждые десять шагов. Было очевидно, что недалек тот день, когда он сляжет окончательно, и Хэл, понимая, что подобные мысли не делают ему чести, все же ждал этого дня с нетерпением.
Потому что даже в теперешнем состоянии Майло ухитрялся приглядывать, что Хэл делает и куда ходит. А сейчас, по весне, веского предлога для того, чтобы надолго уйти в лес, не находилось. Дров достаточно, Хэл навозил и наколол их еще прошлой осенью, для грибов и ягод не пора. Те из деревенских, кто разбирался в целебных травах, ходили в лес и сейчас за первыми ростками, но Хэл никогда не интересовался этим вопросом.
В конце концов, он все-таки не выдержал и в один теплый, солнечный день, убедившись, что Майло поковылял в деревню и уже отошел достаточно далеко, свернул на задворки, проскочил между домами на поле и припустил в лес.
Его прозрачно-зеленая, словно укрытая изумрудной вуалью стена надвигалась на Хэла. Пахло разогретой влажной землей и молодой листвой, освобожденный от зимы воздух ходил волнами.
Подлесок уже просох, лишь в глубокой тени, у корней кустов лежали куски ноздреватого, хрупкого снега, густо присыпанного кусочками коры, мелкими веточками и прочим лесным мусором.
Бурый ковер опавших листьев тут и там протыкали нежно-зеленые стебли молодой травы, и Хэл вдруг подумал, что где-то здесь есть и те листья, которые реяли в небесной синеве два года назад, над их с Эдвардом головами. Тогда они могли просто бродить по лесу и говорить, говорить... ничто не омрачало их жизней. Во всяком случае его жизнь, потому что Эдвард наверняка думал о том, что ему в скором времени предстоит. Но он молчал, не тревожил Хэла своими печальными мыслями, и тот был счастлив.
Он шел не спеша, погрузившись в воспоминания, и вздрогнул, когда впереди показалась чья-то фигура.
В первый момент Хэл решил, что это Эдвард, что Всемогущий в великой милости подарил им случайную встречу, совсем как в начале знакомства. Но человек был значительно ниже Эдварда, который даже в свои пятнадцать чуть ли не на голову возвышался над толпой — в городе это было особенно заметно.
— Привет. — Фигура вскинула руку, и Хэл с удивлением понял, что это Натан.
— Ты что тут делаешь? — спросил он, приближаясь. — Ваши вроде еще не закончили сеять?
В детстве очень худенький, за последнюю пару лет Натан вытянулся и раздался в плечах, прежде тощие руки и ноги налились силой. Сложением, гибкостью стана и сухостью мускулов он напоминал Эдварда, бледную кожу покрывали россыпи юношеских прыщей.
Темные глаза уставились на Хэла со странным подозрением, и тот невольно отвел взгляд.
— Не, как раз вчера закончили. — Натан ступил в сторону, словно предлагая Хэлу идти в прежнем направлении. Тот не двинулся с места. — Так чего ты тут? Решил прогуляться, как в старые добрые времена, а?