Мы из Бреста. Ликвидация
Шрифт:
Во-первых, тяжело было расставаться со своими бойцами, остающимися на командных должностях в сводных подразделениях. Прибывших из Минска командиров все равно не хватило, чтобы полностью закрыть «командные вакансии». Да и моим парням надо в звании и должности расти.
Во-вторых, не верилось, что прибывшие командиры справятся с задачей удержания Лидского выступа. Слишком истощенными они мне показались и в физическом, и в моральном плане. Слишком потухшими у них были взгляды, слишком умными и все понимающими казались глаза полковника. Возможно, во мне говорила немного уязвленная самооценка или просто человеческое отношение к людям, побывавшим в плену. Им бы месячный отпуск дать в тылу, чтобы они в своих семьях побыли, смогли прийти в себя, а не гнать снова на линию огня. У нас ведь здесь далеко не курорт. То, что немцы еще не перешли в контрнаступление, ни о чем не говорит. У них пока были куда более
По прошлой истории я хорошо помнил события весны – лета 42-го, когда они нам основательно прищемили хвост. А у нас тут смена командной линейки на заведомо более слабых идет. Понятно, что парней отмыли от лагерной грязи, немного подлечили в лазарете, слегка откормили и переодели в свежее обмундирование, но к ним никто не залез в голову, не освободил от тяжелых мыслей и стрессов пребывания в плену. Да, парни они мотивированные, нахлебавшиеся плена, но смогут ли они выдержать очередной удар судьбы? Никто этого с уверенностью сказать не мог. Вообще, авантюры типа нашей с захватом малыми силами огромной территории должны делать или безумцы, или хорошо подготовленные и уверенные в себе авантюристы. Я лично себя относил к последним. Все вышеперечисленное мне не нравилось, и с каждой минутой все больше. О чем я и высказался в узком кругу своих командиров.
Тем же поездом, что привез смену, мы выехали в Заславль. По дороге, пока паровоз заправлялся водой и топливом, я успел встретиться и переговорить с Акимовым.
В Молодечно все было более или менее нормально. После разгрома высланного для «подавления восстания в лагере Молодечно» из Вилейки полицейского батальона и роты вспомогательной полиции из Сморгони противник на этом участке фронта ограничился прощупыванием нашей обороны своими разведгруппами. Чисто немецких частей против бойцов Акимова не было. По показаниям пленных, у комендантов Вилейки и Сморгони сил для наступления пока не было. Не было их и у Акимова. Фронт с нашей стороны держался силами «штурмовиков», «ястребков» и партизан, постепенно усиливающихся за счет пришедших в себя бывших пленных.
По сообщению Сереги, несмотря на довольно значительную разгрузку лагеря для военнопленных, на его территории все еще продолжало оставаться до 10 тыс. человек тех, кто до сих пор не прошел «фильтр». Кроме того, в городке оставалось большое количество больных из числа бывших пленных. Все уцелевшие дома в Молодечно были заняты ими. Смертность среди бывших пленных все еще оставалась высокой. В сутки от ран и болезней умирало около 30 человек. Сократить этот показатель пока не удавалось. Наиболее тяжелых ранбольных с аэродрома в Хожево удается отправлять самолетами за линию фронта. Для обеспечения всем необходимым боевого участка в Молодечно авиагруппой Паршина выделено 5 самолетов Ю-52 из числа захваченных в Минске, но этого было мало. За сутки успевали отправить не более 150 человек. Присылаемых из-за линии фронта припасов для группы Акимова не хватало. Не хватает боеприпасов, оружия, обмундирования, продовольствия и медикаментов даже для обеспечения боевых подразделений, не говоря уже о населении. Хозяйственникам приходится изворачиваться, деля полученное. Перевод части больных в качестве гарнизонов близлежащих сел немного снял напряжение с обеспечением бойцов продовольствием и лекарствами. Хоть местное население особо и не желало делиться своими припасами, тем не менее в лечении больных помогает. Особенно с учетом того, что бойцы делятся с местными полученными из центра припасами и за наличные покупают у них продукты. Жаль, что времени у нас с Акимовым было мало. Даже наговориться не успели.
В Заславле мы разместились в тех же казармах, откуда уходили в рейд на Лиду. Положение у Григорьева было примерно таким же, как и у Сергея. С той лишь разницей, что у него не было «фильтра». Прибывающее пополнение его уже прошло в Минске. Действовал только «особый отдел», занимавшийся отловом дезертиров и предателей из числа «зятьков». Проблемы у политрука заключались в сплачивании подразделений и борьбе с болезнями среди бойцов. По сообщению начальника ОО в группе Григорьева сержанта Маркина, почти ежедневно в подразделениях выявлялись лица, которые специально старались заболеть – простыть или подхватить вшей. Особенно много таких было из числа бывших «окруженцев». Боролись с такими «самострельщиками» самым простым образом – направлением после лечения в части Акимова на линии соприкосновения с врагом. Подразделения Григорьева в основном занимались восстановлением укреплений «линии Сталина», гарнизонной службой по селам и железнодорожным станциям, подготовкой резервов для фронта, заготовкой топлива.
Не успел я умыться с дороги, как из Минска поступил приказ прибыть к начальнику штаба группы войск генерал-лейтенанту Константинову. В Минске штаб группы войск находился на улице Свободы, дом 14, в том же здании, где раньше размещался немецкий генеральный комиссариат округа «Белоруссия». В ходе боя здание практически не пострадало, так, кое-где были выбиты стекла и двери, осыпалась штукатурка. За то время, что меня не было, помещения были приведены в относительный порядок. Мусор убрали, окна заделали деревянными щитами. На первом этаже располагались комендатура, подразделения охраны и обеспечения, столовая. Служебные и жилые помещения штаба располагались на втором и третьем этажах.
До того как я попал в кабинет к Михаилу Петровичу, мне удалось переговорить с сотрудниками штаба, пообщаться с «операторами» и ознакомиться с положением на фронтах как у нас в Минске, так и на Большой земле.
Со времени последнего разговора с Константиновым положение нашей группы войск практически не изменилось. Тяжелые бои шли на Борисовском, Осиповичском, Несвижском и Барановичском направлениях. Здесь нашим войскам активно противостояли усиленные тыловыми частями и вспомогательной полицией подразделения 286-й (генерал-лейтенант Курт Мюллер, штаб в Витебске) и 203-й охранной дивизий (штаб в Бобруйске). С нашей стороны пытались отодвинуть фронт части 4-го воздушно-десантного корпуса генерал-майора Левашова (подразделения которого все еще продолжают прибывать!), партизаны и штрафные подразделения бывших военнопленных, усиленные танковым, двумя кавалерийскими, двумя артиллерийскими и одним противотанковым полками, сформированными в Минске. В городе и ближайших населенных пунктах продолжалось формирование новых подразделений, куда направляются мобилизованные и бывшие пленные. К концу января планировалось пополнить войска первой линии еще тремя стрелковыми полками и несколькими специальными подразделениями.
Линия фронта для нас проходила по линии Вязынь – Илья – Калачи – Гайна – Логойск – Мгле – Лавля – Рудня – Волма – Иваничи – Цель – Теребуты – Буда Гресская – Харитоновка – Телядовичи – Сейловичи – Вишневец – Столбцы – Аталезь. О положении дел на Лидском и Молодечненском участках обороны я сам рассказал штабистам. Нам пока там противостояли части 403-й охранной дивизии (генерал-лейтенант Вольфганг фон Дитфурт, штаб в Вильно) и прибывающие подразделения Вермахта и СС из генерал-губернаторства. Из имеющихся данных получалось, что Минская группа войск притягивала к себе минимум три полнокровные дивизии врага и целую кучу отдельных подразделений, чем значительно ослабляла ГА «Центр».
Меня очень интересовала ситуация на Московском направлении фронта. Именно там можно было отследить наиболее крупные изменения истории. К началу января 1942 года под Москвой сложилась чрезвычайно сложная для обеих сторон обстановка. Советские войска, почти месяц ведущие активное наступление, были уже в достаточной степени измотаны, в то время как германские войска, потерпевшие серьезное поражение, оказались обескровлены и деморализованы. В условиях холодной зимы обе стороны испытывали недостаток снабжения: части Красной Армии – из-за того, что далеко оторвались от налаженных коммуникаций и продвигались по выжженной предыдущими боями территории, немцы – из-за слабости железнодорожной и автомобильной сети, к тому же постоянно подвергавшейся ударам партизан и диверсионных групп НКВД.
Наибольшего успеха в декабрьских боях достигли войска левого крыла Центрального фронта, за неполный месяц прошедшие с боями 200–300 километров. При этом действовавшие на крайнем левом фланге соединения 10-й армии генерала Голикова и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова далеко опередили своих соседей и, окружив немецкий гарнизон в Сухиничах, вышли на железную дорогу Киров – Брянск. Передовые части корпуса генерала Белова находились всего в 8 километрах от Варшавского шоссе. Правее них вели наступление 50, 49 и 43-я армии. Последняя 1 января 1942 года заняла Малоярославец. В немецкой обороне наметился 40-километровый прорыв на линии Сухиничи – Бабынино. Создавалась реальная возможность выхода советских войск в район Юхнова и на Варшавское шоссе, дальнейшего продвижения к Вязьме – в тыл немецкой 4-й полевой и 4-й танковой армиям, на жизненно важные коммуникации ГА «Центр», на соединение в районе Смоленска – Вязьмы с окруженными еще осенью остатками наших частей. Силы 4-й немецкой полевой армии, действовавшей против четырех армий Центрального фронта, оказались глубоко охвачены с юга. Общая численность четырех советских армий и кавалерийского корпуса, действовавших на этом направлении, оценивалась в 250 тысяч человек. По данным разведки, им противостояло от 20 до 25 немецких пехотных дивизий примерно той же численности.