Мы из ЧК
Шрифт:
Посланец Чжан Цзяна появился неожиданно, так же неожиданно исчез. Ван Шен-гуну удалось узнать, что это была женщина. Она, видимо, забрала у Цзина какие-то бумаги и исчезла.
Мустафин упрекал Кузнецова в медлительности, нерасторопности. Иван Григорьевич сокрушенно разводил руками. Женщину обнаружить гак и не удалось. Правда, пограничники задержали мужчину, пытавшегося провезти в Синьцзян какое-то письмо на китайском языке. Задержанный оказался торговцем и его, как следует не допросив, отпустили.
— Все! — кипел Мустафин. — Надо немедленно брать Цзина, пока он сам не сбежал за границу.
— Будем брать! — согласился и Кузнецов.
Арест Цзин Чжан-чжу и обыск в его квартире по указанию Сухомлинова производили Кузнецов с Мустафиным. Обыск был недолгим. Но одна деталь бросилась Мустафину в глаза. Едва он принялся перебирать стопку книг, как Цзин Чжан-чжу изменившимся голосом заявил, что книги чужие. А когда Аскар Габбасович взял в руки «Краткий курс истории ВКП(б)», Цзин побледнел.
Мустафин стал перелистывать книгу. Понятой внимательно следил за чекистом с явным недоумением на лице, зачем, мол, этому чекисту понадобилось листать всем известный учебник по истории партии большевиков. Но когда между страниц обнаружился сложенный вдвое листок бумаги, исписанный иероглифами, Цзин подался вперед.
— Спокойно! — приказал Мустафин и сказал понятым и Кузнецову: — В книге между страницами 132 и 133 обнаружен листок бумаги с китайской письменностью. Попрошу понятых расписаться… Так. Теперь вы. — И он протянул ручку Цзину.
В другой книге Мустафин обнаружил семь накладных, среди которых лежал еще один исписанный листок. Его также внесли в протокол обыска.
Цзин тяжело вздохнул, опустил голову и до конца обыска не поднимал ее. Правда, когда из стола достали самодельную трубку для курения опиума и хозяин дома сказал, что она принадлежит Цзину, тот пробормотал, что курил опиум в лечебных целях.
В протокол были также занесены 265 рублей 55 копеек, две фотокарточки, расписка о приеме китайского паспорта, удостоверение от конторы «Утильпром», выданное 31 августа 1950 года на имя Цзин Чжан-чжу. Кроме того, были обнаружены иголки, нитки, перья ученические, резинка бельевая — товар, который обычно предлагают сборщики утиля.
И вот первый допрос. Иван Григорьевич готовился к нему тщательно. Он досконально изучил материалы следственного дела, поступившего из Хабаровска, свидетельские показания. Документы разоблачали антисоветскую деятельность Цзина, его причастность к шпионажу.
…Они сидят друг против друга. Кузнецов — за столом, на котором, кроме легкой пластмассовой чернильницы, ученической ручки и бланков протокола допроса ничего нет. Цзин — на легком венском стуле в углу комнаты.
— Вы владеете русским языком? — задает вопрос Иван Григорьевич.
— Да, владею.
— Допрос будет вестись па русском языке без переводчика. Имеете ли вы возражение против этого?
— Нет. Не имею.
— Хорошо. Расскажите свою биографию.
— Родился в деревне Чилиндзы уезда Ляоян в Маньчжурии в 1920 году. Отец Цзин Шоу-джу занимался хлебопашеством, мать Ху — домохозяйка. К началу 1942 года братья Цзин Чжан-цзен, Цзин Чан-куй, Цзин Чан-джи и сестра Цзин Фын-ин, а также жена Ли-чжон жили с родителями в Чилиндзы. Где они сейчас, не знаю.
В 1929—1935 годах учился в гражданской начальной школе в Чилиндзы, а с 1935 по 1939 год — в Первой высшей гражданской школе в Ляояне. Затем работал бухгалтером в административном провинциальном управлении в городе Цзямусы. Через год по личной просьбе переведен в уездное управление в город Фуюань, откуда 10 марта 1942 года нелегально прибыл в Советский Союз. Хотел пробраться на свободную от японцев территорию Китая, чтобы принять участие в антияпонской войне. Был задержан.
Отбыв наказание за нелегальный переход границы, в середине февраля 1947 года приехал в Алма-Ату. Несколько дней жил у Го Дин-фу. Это был первый китаец, с которым я встретился у вас в городе.
Получив документы, выехал в Талгар, где работал по частному найму. В июне и июле жил в Алма-Ате, в консульстве. С сентября сорок седьмого по декабрь сорок восьмого года находился в области, работал по частному найму. С января по май сорок девятого — грузчик саксаульной базы. С мая по февраль 1950 года побывал в разных районах области. В феврале приехал в Алма-Ату и работал сначала грузчиком в стройконторе при Управлении колхозными рынками, потом разнорабочим в Среднеазиатском геодезическом тресте. С августа — сборщик утильсырья.
— Материальное положение вашего отца?
— Жили скромно. Участок был небольшой. Отец имел лошадь, две коровы, свинью, кур. Был небольшой фруктовый сад.
— Где учились и работали братья и сестра?
— В деревенской начальной школе. Жили с родителями, помогали им в сельском хозяйстве.
— Где изучали русский язык?
— В исправительно-трудовой колонии, когда отбывал срок за самовольный переход границы.
Кузнецов записал ответы Цзина, спросил:
— Вам прочитать или сами?
— Давайте прочитаю сам.
Пока Цзин Чжан-чжу знакомился с протоколом, Кузнецов внимательно рассматривал его. «Странно. Кажется, я его где-то видел раньше. Но где?» Однако, как ни напрягал свою память, вспомнить не смог.
Заметив, что Цзин прочитал протокол, Кузнецов задал традиционный вопрос:
— Возражений против записей нет?
Цзин Чжан-чжу отрицательно покачал головой.
— Подпишитесь.
Цзин расписался по-русски и по-китайски, положил ручку, вернулся на место. Иван Григорьевич внимательно посмотрел на него и с некоторой ноткой сожаления, которую Цзин не мог не заметить, сказал: