Мы из Тайной канцелярии
Шрифт:
И в подтверждение моих слов обоз остановился. Солдаты схватились за оружие.
— Э-ге-гей! — весело прокричал кто-то. — Вылазь, приехали!
— Кто такие? — сурово спросили в голове обоза, нарочно оттягивая время, чтобы дать сидевшим в кибитках драгунам приготовиться.
— Мы, мил человек, птицы важные: мытари лесные. Мимо нас не пройти, не проехать. Рази птица в облацех пролетит, крылышками помахивая, токмо вы ж не птахи небесные. Ступайте наземь, показывайте, что везёте, да с нами, людьми добрыми делитесь.
— А что, справедливый делёж будет?
— Куда справедливей: нам — товар,
— Коли так, пали, братцы!
Это был сигнал, по которому из кибиток выскочили драгуны. Разбойники, не сразу сообразив, что из охотников сами превратились в добычу, опешили. Солдаты не преминули воспользоваться их замешательством. Загремели выстрелы.
Я разрядил оба пистолета в уныло-серую массу противников. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, и среди свалившихся оземь людей, минимум двое были моих рук делом. В ответ тоже полетели пули, один из драгун, соседей по кибитке, охнул и схватился за бок, на котором стремительно расплывалось красное пятно. Пожалуй, пока это была единственная потеря среди нас. Палили бандиты как-то бестолково, чаще по сторонам.
Кисло-сладкий пороховой дым затянул округу. Со шпагой наперевес я ринулся вперёд, с трудом различая дорогу. Вполне естественный страх куда-то исчез, уступив место дикому азарту. Прекрасно понимая, что боец из меня ещё тот, я упрямо ломился в передние ряды разбойников, намечая себе жертву.
Спасибо тяжёлой увесистой шпаге, которой можно было и рубить, и колоть! Она оказалась превосходным оружием. Я с неожиданной лёгкостью отразил направленную прямо в грудь рогатину, с какой впору на медведя ходить, нырнул под неё и всадил лезвие в живот угрюмому детине в живописных лохмотьях, делавших его похожим на лешего. Разбойник охнул и повалился.
Ещё минус один, машинально отметил я про себя. Итого уже трое: неплохо для неумёхи-попаданца из будущего. И едва не поплатился за беспечность: в миллиметре от макушки просвистел кистень. Его обладатель, увидев, что промахнулся, сделал ещё один замах, но сегодня был не его день: я плечом сбил его с ног, а потом добил шпагой.
Наверное, потом мне будет не по себе, ибо никогда не наблюдал за собой кровожадности. Нет, я не был рохлей и маменькиным сынком. В детстве, когда было надо драться — не дрейфил, сжимал кулаки и шёл, даже если противников было много. В армии из-за моего упрямства у меня частенько бывали стычки с дедами. Даже не знаю, чем бы всё кончилось, если б не ротный, который однажды стал свидетелем того, как трое «дедушек» пытались отбить мне почки в туалете. Меня на месяц сплавили в постоянный наряд при даче комполка, а старослужащие попали на губу, причём провели там несколько недель: стоило им только отсидеть положенные трое суток, как ротный снова к чему-нибудь придирался и бойцы отправлялись на новую отсидку. В часть они вернулись со стёртыми подчистую каблуками и подошвами, с синими лицами и глазами, в которых застыла нечеловеческая тоска. Но меня больше никто не трогал вплоть до самого дембеля.
Но нынешняя схватка — совершенно иное. Я прямо с садистским наслаждением убиваю и калечу людей. Лишаю их жизни, механически ведя подсчёт павших от моей руки. И мне это нравится, я упиваюсь восторгом.
Если надо — орудую руками и ногами, вспарываю животы и грудные клетки, обрубаю конечности. Кровь вокруг меня хлещет фонтаном, сам весь в чём-то мокром и липком. Пот стекает со лба, начинает щипать глаза, рубаха прилипла к телу, сердце молотит с неимоверной частотой.
Хрясь! Этот мужик пропадает из виду: ему повезло, мне было неудобно орудовать лезвием, я врезал ему по челюсти гардой шпаги, будто кастетом. Драгун, орудовавший слева, кинулся его добивать: всё верно, был приказ никого в живых не оставлять.
Мелькают солдатские мундиры, кафтаны канцеляристов. Нас немного по сравнению с разбойниками, но мы полны решимости. Тем не менее, атака захлёбывается. Бандиты тоже не робкого десятка, вдобавок они по-прежнему считают, что мы охраняем сокровища. Арап наводит порядок в шайке, воровской народ начинает действовать умело и слажено, первый испуг у них прошёл.
Драгуны гибнут один за другим: всё же численный перевес сказывается, пусть мы и дерёмся, как львы. В тот момент, когда кажется, что уже поздно и наш маленький отряд обречён, на помощь приходят основные силы: капитан Стрыкин прилетает на выручку.
Обычно драгуны предпочитают биться, спешившись, но сегодня они верхом рубятся не хуже казаков. Сначала теснят бандитов, потом разбивают шайку на маленькие группки и тогда… Тогда начинается резня.
Всё, моя роль на сегодня исчерпана. Я устало сажусь на землю, упираюсь затылком в деревянный обод колеса. В голове бьётся одна мысль: как Иван, где он? Почему-то не могу с ним мысленно связаться, начинаю переживать — жив ли он, не угодил ли под шпагу драгуна, не схлопотал ли шальную пулю.
И в награду получаю визуальную картинку: перед глазами маячит чья-то взмокшая спина. Приглядевшись, понимаю, что это Арап. Он несётся вглубь леса; туда, куда драгуны не рискнут сунуться верхом. За ним погоня в лице одного единственного человека, и этот человек — Иван.
— Стой! — кричит канцелярист, но только подстёгивает беглеца.
Тот ещё не понимает, что за ним гонится лишь Ваня, несётся так, что пятки сверкают. Но скоро начинает сдавать, обречённо останавливается, делает разворот. На его лице выступает изумление:
— Ах, сучонок! Ты один что ли?!
— На тебя хватит! — рычит канцелярист.
Арап презрительно усмехается.
— Да я тебя голыми руками задушу! — Он поднимает широченные, размером с лопату ладони.
— Не хвались заранее, дядя, — хмыкает Иван.
Это окончательно выводит Арапа из себя. Он бросается к канцеляристу, пытается дотянуться до горла. Иван только того и ждёт: смещается в сторону, делает подсечку, и главарь разбойников камнем летит вниз, по инерции пропахивает носом землю и замирает, уткнувшись носом в муравейник.
Иван подходит поближе, трогает за плечо:
— Ты жив, дядя?
Арап молчит. Канцелярист распрямляется, и тут что-то происходит, он теряет равновесие, в этот же самый момент я вижу, как мелькают верхушки деревьев и пушистые облака. Объяснение простое, как три рубля: разбойник притворился бесчувственным и повалил Ивана на спину.
Но канцелярист готов к любому подвоху, он мигом перекатывается и вот — снова на ногах, как ни в чём не бывало.
— Тебе, дядя, в театре бы играть, публику развлекать почтенную.