Мы из Тайной канцелярии
Шрифт:
— Щенок! — шипит Арап. — Да я тебя урою!
— Попробуй! — предлагает Иван. — Докажи, что у тебя слово с делом не расходится.
— Всё, паря! Молись!
Разбойник стремительно кидается на предка. Теперь Иван не уклоняется, стоит на месте, словно скала. Дистанция между ними уменьшается и… тут канцелярист демонстрирует виртуозное владение ногами. Мамой клянусь, это было нечто невероятное, всего один мастерски проведённый «маваши» буквально вышибает из Арапа дух. Не удивлюсь, если Иван сломал ему пару рёбер.
Разинув рот, разбойник пытается
«Генерал, попробуй его спросить о Генерале», — вспоминаю я.
«По-моему, ты не лучшее время выбрал. Кажись, я перестарался».
«Всё путём: выживет. О Генерале спроси!» — требую я.
И сразу понимаю: да Иван действительно перестарался. На губах Арапа лопаются кровавые пузыри, он конвульсивно дёргается и замирает.
«Т-э-эк», — мысленно протягиваю я.
Надо спасать остатки разбойников в слабой надежде, что среди них есть те, кто знают Генерала. Кидаюсь в гущу событий, расталкиваю раздухарившихся солдат и убеждаюсь, что всё, поздно.
Голова последнего работника меча и топора укатывается в кусты. Драгунский капрал с улыбкой вытирает обагренное кровью лезвие. Да уж… профессионал! Куда нам, малярам!
«Всё, братишка. Не судьба нам о Генерале узнать. Будем Ушакову докладывать?»
«Придётся», — вздыхает Иван.
Остальные участники операции чувствуют себя героями, я иду навстречу предку, нахожу его на опушке леса. Он равнодушно рассматривает тело главаря шайки, зачем-то спрашивает:
— Слушай, а почему у арапов ладони светлые?
Я, вспоминая, что учился вместе с наполовину русским, наполовину сомалийцем, равнодушно добавляю:
— Не только ладони…
Приходит возбуждённый Хрипунов, его взгляд упирается в труп:
— Арап?
— Собственной персоной.
— Не зря, значит, всё зачинали.
— Про Генерала ничего не выпытали, — вздыхает Иван.
— Какого-такого енерала? — удивляется Хрипунов.
— Был у них ещё один начальник. Покрупней и пофигуристей Арапа, — поясняю я.
Фёдор пренебрежительно сплёвывает:
— Опосля того как мы ему всё войско покрошили, ентому енералу остаётся лишь с тоски утопиться. Верёвку с камнем на шею и бултых!
Я оптимизма Хрипунова не разделяю: недобитый враг всегда остаётся опасным, но портить канцеляристам праздник не хочу.
Мы идём к драгунам, которые под руководством своего капитана роют могилы для разбойников. Нехорошо оставлять мертвецов без погребения, не по-христиански.
Глава 33
В дворцовой зале было душно, от зноя не спасали раскрытые настежь окна и брызги, летящие от фонтана. Хоть время и утреннее, но никакой утренней прохлады не было и в помине.
Императрица стоически переносила духоту, позволила себе лишь слегка откинуться на высокую спинку стула и терпеливо обмахивалась веером. Поскольку с минуты на минуту ожидался генерал-аншеф Ушаков, в комнате никого, кроме царицы, не было. Даже Бирон избегал присутствовать на ежедневных докладах главы Тайной канцелярии, прекрасно понимая, что есть дела, в которые фавориту вмешиваться невместно.
Но вот высокая дверь, ведущая в залу, распахнулась на обе половинки. В проёме появилась сухая фигура Ушакова.
Великий инквизитор замер, учтиво поклонился.
— Ваше величество!
— Здравствуй, Андрей Иванович! Входи, слуга мой верный. — Императрица вытянула полноватую ручку, допустив генерал-аншефа до целования. Тот с удовольствием приложился к пахнущей мятой тыльной стороне ладони и резко распрямился, будто не муж в летах, а лёгкий на подъём юноша.
— Ах, матушка! До чего ж скусна ты!
Анна Иоанновна смотрела на него с некоторой завистью: с недавних пор её стали одолевать недуги, а от лейб-медикусов шума много, толку мало. Хлопочут, хлопочут, но пользы никакой. А тут… в летах, конечно, и при сём — природный богатырь! Грешно завидовать, но перебороть себя трудно.
Императрица вгляделась в лицо Ушакова, тот буквально светился.
— Нешто с доброй вестью пришёл, Андрей Иванович? Коли так — сказывай немедля. Соскучилась я по новостям хорошим. Уж расстарайся, порадуй меня!
— Ты, матушка, сама суди — хорошая у меня весть али плохая. Всё по разумению твоему будет.
И Андрей Иванович приступил к рассказу о сокровищах Сигизмунда. Поведал о двойном предательстве прадеда Юрия Никитича Трубецкого, о Шибае, об Арапе-разбойнике, на поиск коего брошены лучшие люди Тайной канцелярии. В Ушакове пропадал великий рассказчик, почти поэт. Он столь живописно обрисовывал сцены давно минувших лет, что императрица видела их будто вживую. Говорил на разные голоса, сыпал шутками-прибаутками, когда нужно — переходил на трагический лад, иной раз виршами сыпал, кои самому Тредиаковскому [21] сделали бы честь.
21
Тредиаковский Василий Кириллович — русский учёный и поэт восемнадцатого века.
Потом смолк, вытер шёлковым платочком выступивший пот с лица.
Анна Иоанновна всё ещё оставалась под впечатлением, она задумчиво смотрела на Ушакова и словно не видела. Очнувшись, строго спросила:
— С Юрием Никитичем разговор уже был?
Ушаков кивнул.
— Был, матушка. Взял я его за жабры, будто сома какого, да всё выпотрошил. Клад тот и по сию пору Трубецкими не троган. Пужались они реликвии древние да вещи ценные на всеобщий позор [22] выставлять. Опасались, что разоблачат.
22
В старорусском смысл слова «позор» был иным, обозначал всеобщее, публичное обозрение.