Мы мертвые

Шэкл Майк

Слава Четырем Богам, снегопад закончился. Вчерашний шквал и так сделал дорогу достаточно сложной. Еще немного, и она стала бы непроходимой. Неудивительно, что Монон настаивал на том, чтобы идти без промедления.

Они оставили Черепа далеко позади, впереди была вершина Олиисиуса, где их ждали врата в Киесун. Тиннстра спросила себя, каково это — покинуть одно место и мгновенно оказаться в другом. Аасгод сказал, что это магия, оставшаяся от старого мира, его мира. Трудно было представить, что такая сила когда-то была обычным явлением.

Она потянулась через плечо и коснулась рукояти

своего меча. Внутри него сидела лишь искра силы старого мира, и все же это изменило все. Страх, который управлял ее жизнью, исчез. Без его сокрушительного веса, сковывающего ее, она могла делать все. Трудно было поверить в то, что всего несколько дней назад она была слишком напугана, чтобы покинуть свой дом. Теперь у нее была цель. Она стала частью чего-то большего, чем она сама. Так ли все это время чувствовал ее отец? Ее братья? Может быть, когда Зорика будет в безопасности в Мейгоре, она вернется и сразится в Киесуне с Эгрилом вместе Мононом и остальными. Будет такой, какой всегда хотел видеть ее отец. Воительницей. Шулка.

Она почувствовала, что Монон за ней наблюдает.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Это ублюдочный холм.

— Выживаю, — ответила Тиннстра. — Но я буду спать неделю, когда все это закончится.

— Я пока не могу тебе этого обещать. У нас осталось около часа светлого времени суток. Впереди есть выступ, которого мы должны достичь за это время. Мы отдохнем там, прежде чем двинуться к вратам. — Монон оглянулся на гору, затем посмотрел на Тиннстру. — Ты не возражаешь, если я спрошу тебя кое о чем?

— Зависит от вопроса.

— Каким был твой отец? Он был моим героем, когда я поднимался по служебной лестнице.

— Я думала, ты его знал.

— Я сказал, что сражался бок о бок с ним. Это не совсем одно и то же. — Он поднял маленький камень. — Я был для твоего отца тем же, чем этот камешек для горы.

— Ты был для него намного важнее, — ответила Тиннстра. — Мой отец ценил каждого, кто находился под его командованием, и считал своим долгом знать их имена. Я помню, как однажды он проходил мимо нищего на улице: тот был грязным, одетым в лохмотья, с длинными седыми волосами и бородой, закрывавшей его лицо и половину тела, и мой отец все равно его узнал. Этот нищий был ветераном одной из кампаний моего отца и был вынужден покинуть Шулка, потому что потерял ногу. Дела у него шли все хуже и хуже, и в конце концов он стал просить милостыню на улице. Мужчине было стыдно за то, как низко он пал, но для моего отца это не имело значения. Он принес немного еды и поел с мужчиной, разговаривая о войне и друзьях, которых они потеряли.

После этого он привел мужчину домой, искупал его, дал ему свежую одежду и кровать для сна. Мой отец нашел для него работу, и раз в месяц после этого, если мой отец был дома, они встречались, чтобы поужинать и поговорить о том и о сем. Меня всегда поражало, как он находил время, но он всегда находил. Он сказал мне, что первейший долг лидера — забота о людях, находящихся под его командованием. Их благополучие и безопасность должны быть приоритетом. Я спросила, что произойдет, если однажды ему придется отправить тех же солдат умирать — конечно, один долг противоречил другому.

Но он улыбнулся и сказал, что есть единственная цель, ради которой он мог это сделать. Их смерти должны что-то значить.

— Для твоего отца мы бы сделали все, — сказал Монон.

Тиннстра ему поверила. Странно, что она, его дочь, не смогла этого сделать, когда это имело значение. Как бы ей хотелось, чтобы он мог видеть ее сейчас.

— Дайджаку!

Шулка бросились на землю. Тиннстра вклинилась между валунами и поискала врага. Их было легко заметить даже на фоне темнеющего неба — они пикировали к склону горы с ненавистными ниганнтанскими клинками в руках. Их направляли вспышки света: сигналы от преследующих Черепов.

Как только они пролетели и небо очистилось, Монон поднялся на ноги:

— Народ, нам нужно ускорить темп. Здесь мы слишком беззащитны, чтобы сражаться с этими ублюдками.

Никому не нужно было повторять дважды. Они бежали так быстро, как позволяла гора. Даже со своим волшебным мечом Тиннстра не спешила встретиться лицом к лицу с отрядом Дайджаку. Они поскальзывались на рыхлых камнях и спотыкались о небольшие валуны, но продолжали идти, поднимаясь по склону. И без того измученное тело Тиннстры протестовало против каждого шага. Ее легкие горели. Даже просто подняться на вершину горы было непростой задачей, не говоря уже о том, чтобы проделать весь путь до Киесуна. Она была глупой девчонкой, позволившей своим мыслям блуждать слишком далеко, когда ей следовало сосредоточиться на здесь и сейчас.

Выступ впереди выглядел так, словно чья-то гигантская рука отколола кусок горы. Это был хороший участок камня, к которому можно было прижаться спиной и под которым можно было укрыться. Три стороны были открыты стихиям, но ханранов было достаточно, чтобы сдержать Дайджаку, если понадобится. Хорошее место для обороны, лучшее, что они могли найти.

Шулка не нуждались в приказах. Они бросили свои вещи в центре и приготовили оружие. Луки натянуты. Стрелы наложены на тетивы. Клинки обнажены.

Гринер поместил Зорику в самое их сердце:

— Я пока верну ее тебе. Береги ее — она хороший ребенок.

Тиннстра кивнула:

— Я знаю.

Великан присел на корточки перед девочкой:

— Не высовывайтесь, принцесса. Мы скоро отправимся в путь.

— Я больше не принцесса, — поправила его Зорика. — Я королева.

Гринер улыбнулся: «Прошу прощения, Ваше Величество». Он поцеловал ее в лоб и ушел охранять выступ, держа в руках свой огромный лук.

Монон пришел с мужчиной и женщиной:

— Это Эрис и его сестра Джао. Я надеюсь, что Дайджаку не вернутся, и мы сможем уйти все вместе, как только стемнеет. Но если они нападут до этого, мы готовы сражаться. Если это произойдет, я хочу, чтобы ты с девочкой при первой же возможности последовали за Эрис и Джао. Они отведут вас к Вратам, а затем к Киесуну и месту встречи. Гринер тоже пойдет с вами.

Эрис приветствовал ее сияющими глазами, копной волос мышиного цвета и зачатками бороды на подбородке. Три ножа, висевшие у него на поясе, казались для него слишком большими. Еще один был пристегнут к правому бедру. Тиннстра не хотела спрашивать, сколько ему лет.