Мы, Мигель Мартинес. Испания
Шрифт:
* * *
Аргентина. Буэнос-Айрес. Отель Централь.
11 апреля 1935 года
Мы остановились в небольшом старинном отеле на углу улиц Солис и Адольфо Альсина (названа в честь известного аргентинского юриста, а позже и министра армии и флота). Небольшое трехэтажное здание в колониальном стиле не поражало роскошью, но уровень комфорта был более чем достаточным, особенно за те скромные деньги, которые мы могли себе позволить. Наше с Линой турне почти подошло к концу. Через три дня — пароход «Кристобаль» отправится в Европу, в марсель, но по пути сделает остановку в Португалии, откуда мы уже попадём в Испанию. Вот такой вот замысловатый маршрут получился. До Аргентины мы побывали в САСШ, точнее, Чикаго, после чего Мексика, Чили, Бразилия. И вот, венец этого турне — Аргентина. Самое главное — в номере большая и удобная кровать, на которой можно хорошо выспаться, и не только.
Мы успели вернуться в номер до того, как тропический ливень накрыл всё вокруг стеной серой мглы. В такое время великолепно пишутся стихи. Хорошо, что я не поэт и есть чем заняться до отъезда. А что вы хотите? У меня молодая красивая жена, да и сам
Куда-то идти лень… Ветер рвет крыши, дождь хлещет, как из ведра. Лина, завернувшись в халат что-то читает. У меня есть немного времени, чтобы рассказать, что сейчас с нами происходит. Вроде бы ничего нового — мы выполняем миссию и создаем легенду. Пара журналистов из Мексики (по происхождению), которые работают на французскую газету, направляется в Испанию после большой поездки по странам мира. У меня в чемодане серия очерков, которые описывают места, в которых мы побывали. Очерки на испанском. Лина очень сильно помогла с переводом и правкой литературного стиля. У неё отличный журналистский нюх. Кроме того, из каждого большого города мы отправляли телеграммы с нашими очерками на адрес парижского издательства. Ну а то, что в этих сообщениях были зашифрованы еще и наши краткие сообщения — это уже параллельный профит. Почему США и крупнейшие страны Латинской Америки? Хотя бы потому, что именно в этих государствах наиболее сильны позиции коммунистов-троцкистов. Почему? А откуда выполз сам Троцкий? Он — воплощение вложений американских капиталистов-финансистов (в основном, еврейской национальности) в русскую революцию. Мощная Российская империя, имеющая царствующую антисемитскую семью Романовых, этих господ не устраивала от слова «совсем». И вот в САСШ приезжает перспективный молодой человек Лева Бронштейн. Он уже показал, что имеет талант, пишет много и хорошо. Так почему бы и нет? И вот молодой русский революционер снимается в каком-то заштатном боевике производства «фабрики звёзд» Голливуда. И официально получает за это вознаграждение, который многократно превышает гонорары самых известных звёзд того времени. В бушующую, беременную революцией Россию он едет на пароходе через Лондон, где его задерживают агенты британских спецслужб, обеспокоенные тем, что революционер везет огромную по их меркам сумму денег. Оказывается, бритиши за Львом Давыдовичем следили в САСШ, так сказать, недремлющее око… Но тут появилась кавалерия из-за холма. Точнее, сотрудник американского посольства (очень может быть, что он имел какое-то отношение к разведке), который и объяснил кузенам, что этот товарищ наш и трогать его не стоит. А как вы думаете, откуда у Льва Давыдовича появился такой авторитет среди матросов, которые его в бурные дни революций так преданно охраняли? Авторитет зарабатывается и покупается. Примерно так.
Понятно, что американские коммунисты находились под колпаком различных спецслужб и влияние Троцкого, которого американская пропаганда постоянно раскручивала и рекламировала имело место. И это необходимо было как-то учитывать. В первую очередь потому, что из САСШ и Латинской Америки потом в Испанию отправились боевые отряды интернационалистов-троцкистов, которые были силой, не подчиняющейся республиканскому командованию. Впрочем, такой же силой были и отряды анархо-синдикалистов. И это необходимо было как-то нивелировать. И тут как раз в СССР происходит первая «оттепель». Признаются реальные заслуги Троцкого (а он у него, несомненно, были), хотя искренне говорят о его ошибках и просчётах. При этом приглашают откровенных троцкистов для работы по созданию теории мировой революции в условиях новой стадии империализма. То есть — сначала создание рабочей теории, потом — воплощение ее в реальность. Говоря проще, Сталин и его окружение начали работать на имидж советской власти как самой прогрессивной. На этом фоне возникла большая такая вероятность избежать страшных репрессий тридцать седьмого — тридцать девятого годов. Ведь эти ужасы возникли из-за поражения Сталина в борьбе с новой партийной бюрократией, на стороне которой выступила ежовская НКВД. Иосиф Виссарионович вынужден был поддаться давлению со стороны тех, кто обеспечил ему победу над старым, еще ленинским, ядром партии. Но именно эта верхушка хотела неограниченной власти, а если в твоих руках находятся сотни, тысячи человеческих жизней, то… Это и есть самое огромное искушение — искушение безнаказанностью. Но сейчас во главе НКВД находится преданный товарищу Сталину Сергей Миронович Киров, Ежов находится на очень незначительной должности, а лидеры ленинской партии постепенно сходят со сцены истории по вполне естественным причинам: болезни, аварии, да мало ли что может случиться с человеком? Но никаких громких шпионских процессов не происходит, хотя оппозиция в партии и под запретом. И это вселяет определенные надежды. А еще необходимо учитывать, что Надежда Аллилуева жива и здорова, занята важным делом и скандалы в семье почти что исчезли, на них просто нет времени. Тоже фактор немаловажный!
[1] И. Бродский «Мексиканское танго»
[2] Иполито Иригойен сделал много для улучшения условий жизни рабочих и крестьян Аргентины, ну а его отстранение… если учитывать, что в его планах была национализация нефтедобывающей и перерабатывающей промышленности страны, ничего странного в этом не было.
Глава девятая
Человек с бульвара дель Корсо
Глава девятая
Человек с бульвара дель Корсо
Рим. Виа дель Корсо. Палаццо Бонапарте
16 апреля 1935 года
(Антонио Гойкоэчеа)
Середина апреля тридцать пятого года в Вечном городе выдалась исключительно теплой, приезжему могло даже показаться, что вот-вот начнется лето, хотя житель Апеннинского полуострова только бы усмехнулся на такое предположение: просто обычный весенний месяц чуть-чуть порадовал погодой, усмехнувшись и готовя за спиной какую-то пакость. Верить апрелю нельзя. Поэтому приехавшие в Рим жители жаркой Каталонии кутались в довольно теплые плащи, им тут было не слишком комфортно. Для Антонио Гойкоэчеа и его идейного товарища, тоже Антонио, только де Лисарса Ирибарен это была вторая поездка в столицу Италии с сугубо деловой целью. Первая была в составе чуть более представительной делегации: они приехали в прошлом году вместе с Рафаэлем де Оласабалем-и-Эулатом, но сейчас Рафаэль лежал в больнице и им пришлось совершить эту путешествие уже вдвоём.
В прошлом году они пытались договориться с Муссолини о поддержке их движения в Испании и подготовке государственного переворота. Оба они принадлежали к одному движению — монархистов, то есть были сторонниками провозглашения монархии, хотя и представляли разные фракции этого весьма лоскутного объединения. Гойкоэчеа являлся представителем альфонсизма — то есть сторонником возвращения к власти свергнутого короля Альфонсо XIII, а Лисарса слыл ярким приверженцем карлизма — сторонников возвращения к власти потомка Бурбонов. В тоже время, почти все они объединились вокруг идеи насильственного изменения государственного строя молодой республики. Казалось бы, свергнута диктатура Мигеля Примо де Риверы, страну ждет процветание и бурное развитие, но многие были с такой постановкой вопроса категорически не согласны. Республика казалась слишком рыхлой, слишком нерешительной, слишком левацкого толка. А богатым состоятельным и состоявшимся гражданам Испании требовалась сильная власть и сильная рука, которая сможет подавить любое народное возмущение. Народ, который вырвался во время восстания против Риверы на свободу необходимо было снова загнать в узду и заставить повиноваться.
Но в тридцать четвертом переговоры ни к чему не привели. Всё внимание Дуче и Италии было приковано к Гражданской войне в Германии. Именно туда уходило итальянское оружие, там ковалась победа над мировым коммунизмом. К сожалению, победа завершилась полупобедой. Хотя почти вся немеччина и стала монархией, коммунистам удалось организовать свой анклав — Германскую Демократическую республику. И там уже полностью наводить свои, коммунистические, порядки. Поэтому, хотя и в результатах переговоров испанские монархисты уверены не были, они рискнули еще раз обратиться к итальянским фашистам за помощью.
Они почти две недели провели в Риме, пытаясь добиться аудиенции у Муссолини, но пока что все их попытки были более чем провальными. Они уже практически отчаялись: никакие старые связи почему-то не работали, они получали всюду от ворот поворот. Но вчера на виллу, которую они снимали в пригороде, принесли приглашение посетить маркиза Мишьятелли. Маркизу принадлежал палаццо Буонопарте — дворец в самом начале Виа дель Корсо, известный тем, что в нём до самой своей смерти проживала матушка Наполеона Буонопарте. Это приглашение было интересно тем, что никакой связи с маркизом у приезжих не было, и встречи с ним они не искали. Вот с Бенито Муссолини или его зятем, Галеаццо Чиано домогались изо всех сил, а вот с этим маркизом… Правда, на Виа дель Корсо располагалось министерство иностранных дел, в палаццо Киджи, но какая тут связь? Да, когда-то Муссолини, будучи по совместительству, еще и министром иностранных дел, с балкона министерства произносил пламенные речи (а оратором дуче был недюжинным, это признавали даже его заклятые враги). Но какая тут связь?
В своей политической карьере Антонио Гойкоэчеа часто был вынужден принимать компромиссные решения, что откровенно претило его радикальной натуре. Он предпочитал всем решениям силовой путь, никаких переговоров и уговоров — противник должен быть повержен, и никаких иных вариантов! К своей цели он пёр как бык на тореадора. Будучи министром внутренних дел в кабинете Мауро он отличался всё той же упёртостью и отсутствием политической гибкости, правда, он пробыл в той должности всего пару месяцев — очередной раскол мауристов привёл к выходу одного из лидеров неоконсерваторов, которым и оказался Гойкоэчеа, из движения. Идеологически именно он стал выражать систему «органической демократии», из которой потом и вышла концепция франкизма, то есть мировоззрение будущего диктатора и победителя гражданской войны. Антонио же считал своим идеалом фашистскую систему Муссолини, настаивал на том, что именно такими методами необходимо восстановить порядок в стране. Не менее радикально был настроен и его партнер, представляющий другое крыло монархистского движения — карлизм, Антонио де Лисарса Ирибарен. Во-первых, он имел очень хорошие связи в среде испанских военных. Во-вторых, был причастен к формированию в Наварре и Андалусии военизированной партийной милиции — рекеты. Он организовывал контрабандные поставки оружия для наиболее активных групп монархистов, но при этом не набивался в лидеры движения. Можно сказать, что Лисарса был техническим исполнителем, кем-то вроде Красина в большевистской партии. Человек, который много знал и много делал, но при этом не находился на виду. Но именно его технический опыт, умение наладить поставки контрабандой и явились тем фактором, из-за которого его участие в переговорах в Италии стало обязательным. Надо сказать, что и внешность он имел непримечательную, был похож на провинциального бухгалтера или клерка из небольшого банка[1].
(Антонио де Лисарса Ирибаррен)
И вот, ровно в назначенное время (два часа пополудни) два монархиста из далекой Испании вошли в парадный подъезд палаццо Буонопарте. Их встретил мажордом, который принял плащи и провёл господ в предназначенную для встречи комнату. Надо сказать, что помещения небольшого дворца были обставлены с весьма скромной роскошью. Тут не было вычурной и безвкусной демонстрации богатства, в доме царила стильная красота, которая подчеркивала вкус хозяев и усилия весьма дорогого дизайнера. Правда, минимализмом маркиз Мишьятелли тоже не страдал. Так что всего было в меру. На небольшом столике оказались выложены сигары, сигариллы и папиросы — на любой вкус, а также внушительная коллекция алкогольных напитков. Но никто так и не появлялся. В ожидании маркиза гости заняли предназначенные им кресла (они стояли рядом, тут ошибиться было невозможно). Ожидание затягивалось. Со стороны маркиза это было просто невежливо. Но господа испанцы спокойно сидели, так и не притронувшись ни к сигарам, ни к напиткам, нервничали. А что еще им оставалось делать? Это они сюда приехали в роли просителей, а не наоборот.