Мы на «чертовом» катались колесе
Шрифт:
— Как ты все быстро решил! Даже со мной не посоветовался.
— А чего советоваться. Сейчас самый удобный момент нам расписаться, ведь этак можно до старости дотянуть… Настя, — он взглянул на малышку, — что ты ничего не ешь?
— Не хочу.
— Попробуй этот паштет, — начал уговаривать ее Красильщиков. — Вкусно!
— Мы с папой не едим такую странную еду, — брякнула вдруг Настя, и Марина, вздрогнув, уставилась на дочь. — Мы любим овсяную кашу.
— С папой? — не понял Красильщиков. — Каким папой?
— Который приехал из Америки, — объяснила девочка. — Он снимается в кино, его все знают. А еще
Марина отмахнулась:
— Фантазирует, не обращай внимания.
Красильщиков понимающе кивнул.
— Ну да, ну да. — И еще раз приложился к рюмке. — И что же, — повернулся он к девочке, — даже в кино снимается?
Настя важно кивнула. Красильщиков улыбнулся.
— Ничего, я буду тебе папой не хуже того, о котором ты мечтаешь, вот увидишь, — говоря это, он принялся поглощать пиццу. — Тоже буду возить тебя в большой машине, и кино мы будем смотреть… Хочешь, чтобы я стал твоим папой?
Девочка насупилась.
— Но разве можно иметь двух пап? — пробурчала она, глядя на гостя исподлобья.
— Настя! — одернула ее мать. — Не болтай, чего не понимаешь!
— Она просто еще не привыкла. — Красильщиков подмигнул ей. — Ладно, нам торопиться некуда. Пусть я еще немного побуду «дядей Лешей». Со временем все придет в норму… — Он повернулся к Марине. — Нам надо бы прямо завтра заявление в ЗАГС подать, чтобы успеть расписаться к отъезду. Ты можешь отпроситься с работы?
Марина замешкалась с ответом. Ясно, что на этот раз Алексей не намерен тянуть с женитьбой, и ей придется решаться. Сегодняшняя встреча с Ронни породила в ее душе целую бурю, и она вдруг подумала, что только в браке сможет окончательно забыть американца и обрести покой. Да и будущее Насти будет обеспечено. Делать нечего, надо соглашаться. Но объявит она об этом не сегодня, чтобы не выглядеть легкомысленной. Хотя бы еще денька два надо подержать Алексея в неизвестности…
— Я тебе позвоню послезавтра, — сказала она.
— Мы не успеем! Первого сентября я уже должен сидеть в Измире!
— Ну хорошо, завтра вечером.
В прихожей раздался звонок. Марина вздрогнула. Кто бы это мог быть? Она подошла к двери, заглянула в «глазок», и в груди у нее словно что-то оборвалось. За дверью стоял Ронни!
— Это ты? — тихо спросила она. — Что тебе надо?
— Я забыл у тебя мобильный телефон, — выдал он заранее заготовленную ложь.
— Какой еще мобильный телефон? Нет его здесь. Уходи.
— Я его забыл у тебя. Открой.
— Нет.
Подбежавшая к двери Настя услышала знакомый голос.
— Что там за человек у тебя? — спросил Сэндз. — Открой на минуту!
— Это папа! — радостно закричала девочка, убегая обратно в комнату. — Папа вернулся!
Красильщиков поперхнулся коньяком.
— Какой еще папа?
— Который снимается в кино! Мы с ним еще за город ездили!
Марина в досаде оглянулась на нее, потом снова приникла к двери:
— Не вмешивайся в мою жизнь, слышишь? — прошипела она.
— Но я должен знать, кто это. Что ему от тебя нужно?
В прихожую вышел Красильщиков.
— Марина, кто там?
Она замялась.
— Один тип, с которым мне не хотелось бы общаться…
— Я с ним поговорю.
Он отодвинул Марину в сторону и щелкнул замком. Ронни, решительно толкнув дверь,
— Чего тебе здесь надо? — сразу набычился Красильщиков. — Марина, он к тебе пристает?
— Нет, — ответила она нервно, не ожидая ничего хорошего от предстоящего выяснения отношений. — Он пришел за мобильным телефоном, говорит, что забыл его.
Алексей вгляделся в гостя.
— Что-то лицо мне твое знакомо. Где мы виделись?
В прихожей было сумрачно, да и на экране Сэндз выглядел немного иначе, чем в жизни, и потому Красильщиков не сразу распознал перед собой киноактера, фильмы с участием которого он, конечно же, смотрел.
— Нигде мы не виделись, — с вызовом процедил Сэндз. — Только мне хотелось бы знать, какого черта ты сюда явился?
— А ты какого черта?
— Я?
Ронни сам не знал толком, зачем пришел. Когда он увидел, как Красильщиков с букетом вбежал за Мариной в подъезд, у него возникло чувство, будто его окатили ведром ледяной воды. Несколько минут он в каком-то оцепенении, без единой мысли в голове, смотрел на закрытую дверь подъезда, а потом им вдруг овладела ярость, смешанная с горечью и досадой. Он не имел никаких прав на эту женщину, и все же его болезненно интересовало все, связанное с ней, и больше всего — этот круглолицый тип с букетом и тортом. Цветы и торт почему-то особенно взбесили. Его с неудержимой силой потянуло в квартиру на четвертом этаже. Пожалуй, не будь этих цветов и торта, он, может, и овладел бы собой и не стал подниматься туда. Сэндза задержал замок с цифровым кодом на двери подъезда. Пришлось ждать, пока не появится кто-нибудь из жильцов.
Слова Марины о том, что он вмешивается в ее жизнь, охладили его пыл, он даже пожалел о своем бесцеремонном вторжении, но вызывающий тон Красильщикова вновь взвинтил его.
— Я знакомый Марины Александровны, — сдерживая нарастающую ярость, процедил Ронни. — Старый знакомый.
— А я ее муж!
Сэндз почувствовал, что бледнеет. Он метнул на Марину недоумевающий взгляд.
— Алексей, не преувеличивай, — смутилась она. — И вообще, что за глупый разговор вы затеяли!
— Я ничего не преувеличиваю, — зарычал Красильщиков. — Это моя жена, а это мой ребенок. А вот ты кто такой — еще вопрос!
— Это мой папа! — воскликнула Настя, выныривая из-под Марининой руки.
Марина в сердцах встряхнула ее и отвесила подзатыльник.
— Вечно ты встреваешь, когда не просят! Ступай в комнату и сиди там!
Она отвела хнычущую Настю в комнату и захлопнула за ней дверь.
— Папа, значит! — надуваясь и багровея, протянул Красильщиков. — Так это ее отец?
Марине ничего не оставалось, как кивнуть.
— Снова явился? — Красильщиков с ненавистью уставился на Сэндза. — Чего тебе здесь нужно, паскуда?
— Я пришел к ребенку!
— Не нужен ты ему, и деньги твои не нужны! Я без тебя обеспечу их обеих! А теперь убирайся!
Он схватил Ронни за грудки и начал толкать его к выходу из квартиры.
— Убери руки! — возмутился Сэндз и сам, в свою очередь, схватил его за рубашку.
Марина застонала от отчаяния.
— Вы что, драться здесь собираетесь?
— Скажи ему, что не нужны тебе его деньги! — хрипел Красильщиков, пытаясь оторвать от себя руки американца и одновременно продолжая теснить его к выходу. — Скажи! Скажи, что ребенок — мой!