Мы не мы....
Шрифт:
Константин, наутро после забытой им годовщины свадьбы, как ни в чем не бывало, вернулся домой. Он опасался скандала, а вошел в опустевшую квартиру. Константин сразу же все понял, особенно, когда увидел на столе пейджер с сообщением от Жанны. Наталья от него ушла и здесь уже ничего не исправишь. Он знал, насколько его жена строга к себе и другим. Она гордячка и такого точно ему не простит, так что не стоит даже пытаться просить прощение. Настоящий шок Константин испытал, когда, заглянув в шкаф, не нашел ни одной своей вещи. Отсутствие вещей Натальи было вполне объяснимо, раз она ушла от него.
– Скорее всего, вернулась к маме. Куда же ей еще идти? – подумал он. – Но, на черта ей мои вещи?!
Константин крепко выругался, когда обнаружил исчезновение всех своих бумаг. Это уже
– Но куда она могла деть мои вещи? – лихорадочно думал он. – Не к маме же она их повезла?!
Тут он вспомнил печальный опыт расставания с предыдущей женой и подбежал к окну. Худшие опасения подтвердились. Внизу что-то валялось, пестрея среди желтых листьев на газоне, а на кустарнике кто-то позабыл джинсы. Константин, взвизгнув от отчаяния, выбежал из квартиры и метнулся вниз, чтобы спасти хоть часть своего гардероба.
– Ну почему с каждым разом они все стервознее?! – воскликнул он, чуть не плача, когда, собирая вещи, увидел смятые бумажные листы своей монографии. – Вот я идиот! Нужно было самому от нее уйти! Никогда больше не женюсь!
В процессе развода Константин с Натальей практически не разговаривали. Делить им, в принципе, было нечего, совместное имущество они не нажили, а на единоличное воспитание дочери он и не посягал. Константин снова стал свободен и наслаждался молчаливым общением с сексапильной Жанной. Поскандалив с руководством факультета своего вуза, он вместе с Жанной переехал в Москву. Жениться в третий раз ему все-таки пришлось. Жанна ждала от него ребенка, но после свадьбы оказалось, что это ложная тревога. Константин выдохнул с облегчением. Питерскую квартиру Жанны поменяли на московскую. Костя считал, что неплохо устроился в столице, живя у Жанны, работая в коммерческом институте и без зазрения совести крутя романы с симпатичными студентками.
Каторжный труд Натальи над диссертацией по американской литературе первой половины ХХ века привел к заслуженной защите. Став кандидатом филологических наук, она продолжила успешно выстраивать карьеру ученого и преподавателя, только на дочь катастрофически не хватало времени, как и на личную жизнь.
Главными и любимыми людьми в жизни маленькой Кати были бабушки, а маму она почти не видела, да и когда Наталья находилась дома, ей было не до ребенка. Она не любила гулять с дочерью или играть с ней, и вообще мало ее радовала материнским теплом. Наталью в душе умиляла мордашка с выглядывавшими из-под челки круглыми черными глазками, но она совершенно не знала, как обращаться с детьми, не понимала сказочный мир фантазий ребенка и не умела вслушиваться в детский лепет. Наталья целовала блестящую темно русую макушку дочери, а затем просила ее быть умницей и не мешать мамочке работать.
Маленькая Катя уже привыкла к холодности мамы, зато со своими бабушками она могла вытворять все, что ей вздумается. Когда подросла, Катя не могла вспомнить ни одного радостного события из раннего детства, связанного с мамой. Наталья, конечно же, любила свою симпатичную дочурку, но она всегда была занята чем-то более важным, чем забота о ребенке. А, может, Катя своей внешностью и самим фактом существования напоминала ей неудачный брак и мужчину, разбившего ее сердце…
Катя росла не по годам сообразительной девочкой. Бабушки обучали ее всему, что знали сами. Валентина занималась каждодневным воспитанием внучки, учила ее считать, читать и писать, а также английскому и французскому языкам. Арина занималась с Катей музыкой, учила играть на пианино, петь и танцевать. Сама она в молодости отлично танцевала твист и рок-н-ролл, фанатела от битлов и с пониманием относилась к пацифистским идеям хиппи. С годами Арина, конечно же, образумилась, став для своих детей примером идеальной, строгой и во всех отношениях безупречной матери, но, бывало, она с умилением вспоминала приключения своей бесшабашной молодости. Ее только мучили угрызения совести, когда она думала о том, в какой шок повергала свою несчастную
Собственных отца с матерью Арина почти не помнила. В волну послевоенных репрессий по политической статье ее родителей арестовали, а затем расстреляли, как врагов народа. Вначале, в 1948 году, пришли за отцом. К врагам народа оказался причислен вернувшийся с фронта человек, прошедший всю Отечественную войну, многократно награжденный за храбрость и заслуги перед отечеством. Тайная переписка с родным братом, эмигрировавшим еще в юности в Париж, оказалось достаточным основанием для предъявления столь чудовищного обвинения. Короткая записка со словами: «Дорогой Николай, я жив! Я вернулся! Мы всех их победили! У нас все хорошо. Как ты, как Леночка и дети? Я Вас очень люблю! Бог даст, свидимся». Вот так выглядит смертный приговор себе, написанный собственной рукой!
В 1949 г. настала очередь супруги Дмитрия Алексеевича Крылаткина. Мать Арины арестовали и судили по аналогичному обвинению, как пособницу государственного изменника. Двоюродная сестра мамы Ари, тетя Нина, уберегла маленькую племянницу от детского дома, каких в то время по стране было множество. В таких детдомах воспитывали осиротевших после войны и репрессий детей под лозунгом: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».
Вспоминая собственное детство, Арина делала все, чтобы детские годы ее внучки Катюшки ничем не были омрачены. С девочки хватит уже того, что собственному отцу она не нужна, а мать, хоть и любит ее по-своему, но дочерью совершенно не занимается, отгородившись от нее стеной науки.
Детство Валентины прошло еще более драматично, чем у Арины. Оказавшись на попечении сердобольной соседки, тети Иры, она успела хлебнуть лиха, пока не встретила своего будущего мужа Бориса. Валентина полностью разделяла мнение Арины о том, что детство у ребенка должно быть долгим и счастливым, а не таким, каким был у них. Забота о Кате стала смыслом жизни для двух пожилых женщин.
Катя пошла в первый класс. Ей интересно было узнавать новое, но рисовать в тетради крючочки при том, что она уже умела писать, было очень скучно, а от скуки дети часто начинают дурачиться, изводя учителей и одноклассников. С Катей все произошло именно так. Она не слишком хорошо была встречена как первыми, так и вторыми. Кате, в сущности, было безразлично отношение окружающих. Она, еще в дошкольном возрасте сумела передраться почти со всеми детьми на детской площадке. Например, один мальчик, Ваня, из игрушечного детского пистолета обстрелял болезненно-неигрушечными пульками ее любимого пуделя Шарфика. Песик испуганно метался и скулил, а Катя бросилась с кулаками на обидчика своего пушистого друга, несмотря на то, что он был старше ее на три года и на голову выше ростом. Ваню местные считали бешенным и лишний раз не связывались с ним, а тут вдруг мелкая девчонка-самоубийца в кровь разбила ему нос и унизила перед кучкой трусов, боявшихся даже смотреть в глаза психованному хулигану.
– Я когда-нибудь перережу глотку тебе и твоей шавке, – прорычал он, брызжа слюной.
Кате тогда было шесть лет. Она не на шутку испугалась за Шарфика, да и за себя тоже. Ваня-Полбашки, как его прозвали, в их районе был наихудшим врагом из всех возможных, особенно для маленькой девочки.
В течение трех лет, всякий раз, как Катя встречала Ваню во дворе, в школе или где-то на улице, он делал зверское лицо и красноречиво проводил большим пальцем правой руки поперек горла, недвусмысленно намекая, что желает перерезать ей горло. Катя прижимала к сердцу любимого кареглазого Шарфика и спешно уходила домой. Она обожала своего белоснежного кудрявого друга, купала его и причесывала, но гулять с ним боялась из-за чокнутого Вани, а рассказать кому-то о нем не хотела, боясь, что ее сочтут трусихой и выдумщицей. Кто поверит девочке, которая утверждает, что какой-то мальчик ходит вооруженный ножом, тиранит всех детей округи и, как говорили, садистски издевается над ни в чем неповинными животными. Катя до ужаса боялась даже на минутку оставить Шарфика без присмотра. Она была девочкой бесстрашной, это знали все, но сумасшедший с ножом мог напугать даже взрослых, не то, что девятилетнюю девочку.