Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения
Шрифт:
И современные радетели церковного, казённого православия совершенно напрасно тщатся записать себе «в актив» труды и подвиги русских «православных» двоеверцев – солдат, крестьян, зодчих, монахов, правителей, полководцев.
Впоследствии мы подробно рассмотрим, что стало с православием и с Россией, когда церковь объявила и, на свою голову, выиграла войну «пережиткам язычества» в душе и жизни русского народа.
Сейчас хочется поговорить о другом. Многие авторы – особенно из числа публицистов – видят в русском двоеверии нечто неповторимое, единственное в своём роде. «Неоязычники»
Православные – и в особенности православствующие – видят в этом повод ещё раз похвалить русскую церковь: вот, мол, какая она добрая, терпимая, внимательная к национальным традициям и истокам, не то что злые-плохие католики.
Наконец, западники-либералы нашли в этом очередной недостаток «отсталой» России, в который её можно в очередной раз, компенсируя собственную неполноценность, сладострастно ткнуть носом: «Какие дураки эти глуповские мужики!»
Особенно отличился этим некий Андрей Буровский в своей в рекламном «соавторстве» с «королём русского боевика» А. Бушковым [4] книжке «Россия, которой не было – 2. Русская Атлантида».
4
Коего сам в этой же книге и пинает. Впрочем, во-первых, это их личные дела, да и Бушков, во-вторых, в долгу не остался. А всё-таки клеить на обложку рекламы ради чужую фамилию и в той же книге пинать её обладателя – это, надо сказать, нечто.
Целая глава в этой книге называется «Московское православие» и живописует все «ужасы» погрязшего в двоеверии русского народа, противопоставляя его христианнейшим европейцам и, в частности, жителям Западной Руси.
По чести сказать, по прочтении опуса Буровского мне стало – непривычное чувство! – обидно за русское православие. Придётся выступить в новом для себя качестве его защитника и расставить всё по своим местам. И не для того, чтобы спорить с Буровским. С Буровским спорить очень трудно.
Трудно спорить с человеком, гордо подписывающимся «кандидат исторических наук» и заявляющим, что князья-мученики Борис Ростовский и Глеб Муромский «жили в Галиче» (с. 17), «задвигающим» Святослава Храброго из X века в IX, делая его современником Кирилла и Мефодия, да ещё и приписывая ему желание перенести столицу в сожжённый ещё его матерью Ольгой Искоростень, который к тому же отчего-то расположен не на своём законном месте – на впадающей к западу от Киева в Припять речке Уж, а «на Дунае» (с. 87).
Трудно спорить с человеком, подписывающимся «доктор философских наук» и приписывающим христианам какую-то жуткую ересь в стиле «нью эйдж» о благодати, которая-де создавалась (!!!) «святыми людьми за тысячелетия и века» (с. 307).
А я-то, нехристь, в простоте своей полагал, что благодать от Бога исходит…
Или вот ещё удивительное открытие из религиозной области: «бесов видят как раз люди, упавшие ниже обычного человека; те, кто становится достоин лицезреть как раз тех, кого мы обычно не замечаем» (с. 295).
Значит, многочисленные рассказы о явлениях нечисти святым – свидетельство того, что святые «ниже обычного человека»? Я уж не напоминаю такому, прости господи, христианину, Кому являлся сатана в Новом Завете.
С человеком, именующим себя «безнадёжным клерикалом» (с. 385), то есть сторонником церкви и духовенства, и буквально в той же фразе утверждающим, что бог (!) помог мастеру Людогощинского креста обойти церковный запрет и сделать «надпись на кресте, хулящую официальную церковь» (никакой хулы на церковь на Людогощинском кресте нет, ну да оставим это на совести Буровского – вдруг она у него всё же есть!).
Утверждающим, что Новгород – опровержение мысли, «что православие не может освятить демократию, противоречит ей» (с. 384), и через страницу простодушно радующимся, что «Новгород был рассадником ересей для всей Руси» (с. 386).
Да уж, как «клерикал» Буровский и впрямь безнадёжен!
Доктор философских наук мало что не видит прекрасно известную полуграмотным крестьянам позапрошлого века разницу между юродивым и бесноватой кликушей (с. 299–300); он ещё и утверждает, что юродивый – это-де строго «московитское явление, лишь позже распространившееся на всю многострадальную Россию».
Словно в знаменитой книге Костомарова о «севернорусских народоправствах» не посвящена целая глава новгородским и псковским юродивым; словно не выходила в 1994 году в Москве замечательная книга С.А. Иванова «Византийское юродство»; словно Михаил Афанасьевич Булгаков, которого Буровский постоянно цитирует в эпиграфах, из пальца высосал в «Кабале святош» католического юродивого времён «короля-солнца», «полоумного во Христе» Варфоломея.
Не знаешь, что это – фундаментальное невежество или столь же потрясающее лицемерие; в книге Буровского хватает и того, и другого.
Ну чего, например, стоит выдать такой пассаж: «довольно-таки опасно самим решать, какой способ исповедания христианства правильный, а какой – нет» (с. 156), а потом, на протяжении многих страниц этим и заниматься, попрекая «московитов» неправильностью их христианства.
Более же всего невозможно спорить с Буровским из-за откровенной раздвоенности его стандартов.
Когда «московиты» считают европейские страны «нечистыми» (с. 316–321) – это признак дикости и отсталости Московии, а когда европейцы называют Московию Тартарией, «Тартаром, страной чертей» (с. 121), – это признак дикости и отсталости… Московии.
И мне, признаюсь, читатель, решительно не понять, почему нужно скорбно драматизировать судьбу прячущихся в леса от закованных в железо «крестителей» эстонских и латышских язычников (с. 156) и презрительно посмеиваться (с. 292) над язычниками русскими, загнанными в чащобы ровно теми же самыми обстоятельствами?
Не для спора с Буровским и не ради в общем-то безразличного пишущему эти строки престижа православной церкви, но просто ради истины обязан возразить.
И основанием для возражения являются книги в основном западных авторов – «История языческой Европы» Н. Пеннинка и П. Джонс, «Феномен ужаса в западной культуре» Жака Делюмо, изданный у нас под бульварным заголовком «Ужасы на Западе», знаменитая «Золотая ветвь» Джеймса Фрезера.