Мы никогда друг друга не любили
Шрифт:
— Не ходи на работу, — вдруг говорит Виктор тихо. — Сходим куда-нибудь. Пообедаем на теплоходе.
— Не надо.
Я мигом теряю всю решимость и оказываюсь в шаге от того, чтобы трусливо сбежать. Меня накрывает теплом и запахом мяты с цитрусами, исходящим от Виктора. Теперь этот запах прочно ассоциируется с совершенно неправильными ощущениями, которые я способна испытывать рядом с ним.
— Не надо что?
— Не надо вести себя так, как будто мы вместе. Все, что было — ошибка. Просто я испугалась, а ты напился.
— А в прошлый раз?
— А
— Значит, сейчас снова твоя очередь, — улыбается он.
Я закатываю глаза, но мысленно выдыхаю — шутка разряжает атмосферу. Островский тем временем отходит куда-то в холл, а возвращается с массивным термостаканом черного цвета. С такими ходят сейчас почти все. Виктор отдает мне стакан и с невозмутимым видом отправляется к холодильнику — искать какую-нибудь еду. Но это бесполезно, я уже пробовала.
— Зачем это? — спрашиваю я.
— У нас все по офису ходят с такими. Цедят кофе нон-стопом. Все сдохнут от инфарктов. Теперь ты настоящий офисный сотрудник, котенок.
— Я флорист.
А точнее даже не флорист, а безработная девица, которая очень хочет стать флористом, ибо ни на что другое у нее не хватит мозгов и умений.
Но кофер, пусть и в качестве подарка Островского, это прекрасно. Я с мстительным удовольствием выливаю весь кофе из кофейника в стакан и завинчиваю крышку, наслаждаясь разочарованным взглядом Виктора. В холодильнике — пусто, кофе увели из-под носа, тщательно выстроенный план с отправкой меня в Канаду разбился о суровую реальность.
Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.
Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.
— Ну, раз кофе не осталось, спущусь в кофейню и добуду завтрак. Котенок, принести тебе тарталетку?
— Котят кормят вискасом.
— Обижаешь. Масс-маркет не держим.
Виктору весело, а я одновременно и злюсь, и в смятении. Конечно, для него все это — игра. А точнее даже не игра, а обыденность жизни холостого мужчины. Сегодня одна, завтра другая. Когда есть деньги, не мешают ни штампы в паспорте, ни угрызения совести.
«И чего это ты бесишься?», — фыркаю сама на себя. — «Только что велела ему не вести себя так, словно вы вместе. Он и не ведет».
Хотя меня всегда раздражал этот цинизм богатых и успешных мужчин. Что в отце, что в Викторе. Они с легкостью относились к жизни, к сексу, к браку. Для них это совершенно необязательные атрибуты большой игры: в деньги, во власть, в силу.
— Да, возьмите с Валентином сегодня «порш», пусть оставит его где-нибудь возле тебя и пригонит мой «шевроле», который я вчера бросил у бара.
— Тот шевроле, в который я въехала? Не слишком ли много испытаний для бедной машинки?
— Да, у нее после тебя в жизни черная полоса. Запомнила?
— Запомнила.
— Ключи
А в какой куртке он вчера пришел? Я открываю рот, чтобы рявкнуть, что я вообще-то не жена — запоминать, в чем благоверного принесли из бара, но раздается веселое «пилик» охранной системы, и Островский покидает квартиру.
Выдыхаю, отправляю сообщение водителю, что готова ехать, и окидываю себя взглядом в зеркале. Помимо предательского румянца ничто не выдает душевного раздрая. Через несколько минут, когда я спущусь на парковку, накатит волнение перед первой работой, а сейчас я хочу успеть сбежать из квартиры прежде, чем Виктор вернется.
— Сложно было подождать? — ворчу, разыскивая в гардеробной его куртку. — Кто вообще заставляет рыться в чужих карманах?
Куртки, конечно, нет на вешалке, она находится за пуфом, на полу. Я методично ощупываю карманы в поисках ключей, но не нахожу ничего похожего. Приходится вытащить все содержимое. Поразительно, сколько личного люди носят в карманах! Островский, например, носит презервативы.
Я должна быстро положить все на место и устроить ему взбучку, сказав, что не собираюсь рыться в чужих вещах. Но не могу сдержать любопытства. Не должна лезть в его жизнь, но за пять лет я ни разу не поинтересовалась, что за человек мой муж, а сейчас готова умереть от нестерпимого желания сунуть нос не в свое дело!
Пачка с презервативами вскрыта. Почему-то это открытие разливается горечью. Ну что я, в самом деле? Виктор и не скрывал, что у него были любовницы. Хотя, учитывая наш взаимный игнор, у него были вполне себе легальные официальные девушки. Измена не является таковой, когда отношения фиктивные.
Позже я обязательно разберусь, с чего вдруг стала считать, будто происходящее накладывает на нас с бывшим какие-то ограничения. А сейчас…
Клянусь, я не хотела.
Я собираюсь было вернуть телефон в карман, но экран словно по заказу вспыхивает и демонстрирует превью сообщения из телеграма. Впрочем, сообщение такое короткое, что полностью влезает в окошко.
«Родной, я скучаю и жду. Сегодня в 12 и навсегда».
Быстро, чувствуя, что руки почему-то начинают мелко дрожать, я засовываю телефон и презервативы обратно в карман, и бросаю куртку обратно на пол. Все указания, данные Островским, напрочь вылетают из головы.
Теплый новенький кофер отправляется в мусорку.
19. Виктор
— Я не ожидала, что ты придешь.
Сегодня жарко, весь город изнывает и прячется под кондиционерами. Никого уже не заботит внешний вид и букет ароматов парфюма. Но Надя выделяется: она хороша. Я всегда любил женщин, которые не игнорировали возраст. Не носили юбки-пачки с дурацкими футболками в сорок с лишним лет, не прыгали в легкомысленных джинсовых платьицах. Пожалуй, в женщинах — если говорить о внешнем виде — меня заводит именно это: умение принимать себя.