Мы никогда не умрем
Шрифт:
Потому что бояться зла — значит потворствовать ему.
Действие 16
Чудесные годы
Обновка —
Стальная мышеловка.
Мышей ловить я не люблю,
С. Маршак
Первого сентября занятия не начались. Отстояв под моросящим дождем свою первую в жизни школьную линейку, Вик отправился искать кабинет директора.
Отец все-таки потрудился отнести его документы в школу, коротко бросив: «Не будешь больше целыми днями без дела по дому болтаться». Вик посмотрел на отца почти с нежностью — он приходил домой только ночевать, и об этом знала, наверное, вся деревня. Но только сегодня отец сообщил Вику, что ему нужно было пройти какое-то тестирование для зачисления в класс. Вик с тоской подумал, что из-за отца он может потерять еще один год, и они с Мартином будут одинаково нелепо чувствовать себя за партой.
Вик был спокоен и серьезен — взрослых он не боялся, как не боялся и вступительных тестов. Риша утверждала, что даже в ее классе многие не умеют нормально читать.
Мартин с тоской оглядывал выкрашенные светло-зеленой краской полы и светло-серые стены. Прямо над кабинетом с табличкой «Языковедение» была написана нецензурная фраза, на двух языках. Буква «О» на табличке была выжжена сигаретой. На другой стене он разглядел плохо замазанное серым черное изображение того, о чем говорилось во фразе над дверью.
Кабинет директора оказался просторным и светлым. Вдоль стены напротив окна тянулся стеллаж, заставленный книгами. Директорский стол располагался у другой стены. К нему вела темно-красная ковровая дорожка.
«Мартин, видел какое убожество?..»
«Не лишай пожилого человека маленьких мещанских радостей», — дипломатично отозвался Мартин.
Вик, фыркнув, прошел по линолеуму рядом с дорожкой.
— Здравствуйте. Папа сказал зайти к вам. Моя фамилия — Редский, — представился Вик таким голосом, будто его фамилия вызывала ассоциации не с алкоголиком, разводящим свиней, а местным аристократом.
Директор был пожилым, невысоким мужчиной, с округлым животом и мягкими щеками, покрытыми редким седым пухом.
— Ты сын…
Вик закатил глаза. Несмотря на браваду, он знал, что уважения его фамилия ни у кого не вызывает.
— Мужчины, который был у меня вчера?
— По видимости, — усмехнулся он.
О том, что он отнес документы в школу, отец сообщил ему месяц назад.
На потускневшей золотистой табличке на краю стола было выгравировано «Яков Федорович».
— Сколько тебе лет, мальчик?
— Восемь.
— Почему ты не пошел в школу в прошлом году?
— Мы с папой только переехали с Севера,
— Ты умеешь читать?
— Умею.
— Правда?
Вик, до этого чувствовавший себя спокойно и расслабленно, изумленно вскинул глаза. Он медленно подошел к стеллажу и открыл первую попавшуюся книгу.
— …Я таков, каков я есть, разве мог бы я избавиться от самого себя? И однако же, я пресыщен собою… На такой почве презрения к самому себе, настоящей болотной почве, вырастает всякая сорная трава, всякое ядовитое растение, и все это так мелко, так исподтишка, так нечестно, так приторно…
Он закрыл книгу, посмотрел на обложку.
— «Генеалогия морали», Ницше… да, у меня на чердаке таких книг не валяется.
«Вик, ты же понимаешь, что это дешевый эпатаж и позерство?» — с улыбкой спросил Мартин.
Впрочем, он гордился собой и другом — за этот год Вик научился читать бегло, без запинок, писал с небольшим количеством ошибок, к тому же они поработали над подчерком, в результате чего буквы у него выходили четкими, острыми и одного размера.
«Зачем отличаться от других, если нельзя эпатировать и позерствовать?» — улыбнулся Вик в ответ.
— Хорошо, считать, я так думаю, ты тоже умеешь. Как тебя зовут?
— Виктор.
— Прочитай мне стишок, Вить.
— Какой?
— Любой. Свой любимый.
Вик задумался. Он знал пару детских стишков, которые намертво въелись в память — их разучивал с Денисом, младшим Ришиным братишкой, Вячеслав Геннадьевич. Были стихи, которые рассказывал ему Мартин — Вик до сих пор не знал, откуда он брал те, что не сочинял сам.
— А можно… короткий? Про школу?
— Да, конечно, — Яков Федорович смотрел на него с выражением сдержанного интереса.
«Может лучше прочитаешь тот, про кузнечика?» — без особой надежды спросил Мартин, отчаявшийся убедить друга вести себя скромнее.
— Кто замуж выходит
за ветер?
Госпожа всех желаний
на свете.
Что дарит ей к свадьбе
ветер?
Из золота вихри
и карты всех стран
на свете.
А что она ему дарит?
Она в сердце впускает
ветер.
Скажи ее имя.
Ее имя держат
в секрете.
(За окном школы — звездный полог.)
— Ты занимался с репетиторами в городе? — без особого удивления спросил директор.