«Мы от рода русского…»
Шрифт:
Итак, сРусь» — «свеоны — -каган сливаются воедино — в истории русской дипломатической миссии 838—839 годов в Константинополь и Ингельгейм, знаменуя собой новый уровень развития древнерусской дипломатии.
Русь этого времени устанавливает мирные отношения с Византией, пытается вступить в дружеские отношения с державой франков. Труден, тернист был этот путь для безвестных русских дипломатов.
Глава 4
«Дипломатическое признание» Руси
В 860 году в Восточной Европе произошло событие, взбудоражившее современников от Константинополя до Рима. О нем писали византийские хронисты, говорили
...Ранним утром 18 июня 860 года Константинополь неожиданно подвергся яростной атаке русского войска. Руссы подошли со стороны моря, высадились у самых стен византийской столицы и осадили город. Со страхом взирали вышедшие на крепостные стены греки, как по глади Босфора проплывали все новые и новые вражеские суда и новые толпы врагов лавиной шли на город. Они проходили мимо наглухо запертых ворот города, мимо высоких каменных константинопольских стен. Они несли на вытянутых вверх руках своих соплеменников, и те грозно потрясали мечами, повергая и ужас осажденных.
Это была дерзкая демонстрация мощи.
А Константинополь охватывала паника. Прошел слух, что где-то нападавшие уже перевалили через городские стены, часть жителей, спасаясь, бросилась с храмы.
Случилось так, что руссы застали город практически беззащитным. Незадолго перед этим нашествием, весной 8G0 года, византийский император Михаил III увел из Константинополя в Малую Азию 40-тысячнос войско навстречу наступающим арабам. В это же время греческий флот ушел к Криту для борьбы с пиратами. Таким образом, в городе не осталось ни военных судов, ни достаточного количества войска. А незадолго до этого арабы нанесли грекам ряд серьезных поражений в Сицилии и Южной Италии.
В распоряжении оставшихся в городе патрнкия1 Никиты Орнфы и патриарха Фотия находилось лишь несколько старых, давно не бывших в употреблении судов и небольшой гарнизон.
Неспокойно было в 860 году и внутри империи. На исходе 50-х годов вновь обострилась борьба с павликианами, еретическим антифеодальным движением. Обосновавшись в Западной Армении, они поддержали в 860 году наступление арабов в Малой Азии, куда отправился с армией император Михаил III. Сторонники павликиан в столице империи с нетерпением ждали исхода военных событий на Востоке.
860 год был отмечен и острыми распрями в среде господствующего класса Византии в связи с делом патриарха Игнатия. Сторонники провинциальной знати, захватившие власть в эти годы в Константинополе, выступили против старого патриарха — ставленника столичного монашества и чиновничества. Совсем недавно Игнатий был низложен и отправлен в ссылку на Принцевы острова. Его место занял видный дипломат, государственный деятель, ученый, яркий оратор Фотий, который до этого не думал ни о какой духовной карьере.
Но «игнатиане» не сдавались. Они мечтали о реванше, распространяли слухи о том, что Фотий был избран в нарушение канонических норм, отказывались признать его патриархом. Город бурлил. Было ли все это лишь совпадением? Весьма сомнительно. Слишком уж удобен оказался момент для нападения, слишком неожиданным было оно для греков, чьи аванпосты со всех сторон, казалось, надежно охраняли покой империи. Да и в Северном Причерноморье, в дельте Днепра, откуда руссы двинулись к берегам Византии, постоянно обретались греческие колонисты, рыбаки, небольшие отряды, задача которых состояла в том, чтобы вовремя дать знать в Херсонес и в метрополию о начинающемся нашествии.
Совершенно очевидно, что руссы хорошо знали состояние дел в империи, имели четкие сведения о ее военных делах. Все это вместе взятое указывает, что не может быть и речи о случайном совпадении. Перед нами точно рассчитанный, тщательно продуманный по месту и времени, хорошо законспирированный удар. Являлось ли все это исключением в тогдашней военной практике? Отнюдь нет. Обычай политической, в том числе дипломатической разведки хорошо был известен и в античном мире, и в период раннего средневековья. Эту практику широко использовала против своих противников Византия, а те в свою очередь настойчиво старались проникнуть в политические и военные кулисы великой империи. Так, византийский дипломат и историк V века Прииск Панийский, направленный в качестве посла к знаменитому гуннскому вождю Атилле, в своем труде «Византийская история и деяния Атиллы в восьми книгах» подробно рассказал о системе политического шпионажа и дипломатической разведки, которую с успехом применяли друг против друга как Византия, так и держава гуннов. Атилла через своих шпионов при константинопольском дворе получал информацию о секретных поручениях византийского императора послам, направляемым в его стан. Обе стороны широко использовали для добывания необходимых сведений подкуп должностных лиц.
Можно думать, что и внезапные для Византии рейды антов к ее границам не проходили без участия их соплеменников, служивших в византийской армии. Можно вспомнить и случай с русским посольством в столице франков, которое обвинили в шпионаже, что само по себе было, снднмо, обычным делом.
Имеет право на жизнь и гипотеза, высказанная некоторыми учеными, о том, что нашествию руссов па Византию способствовали и арабы, которые сами вели наступление на владения империи. Нельзя исключать и помощь со стороны болгар, давних и упорных соперников Византии,
По существу перед нами первый известный нам в применении к Руси случай политической и военной разведки, которая могла осуществляться через купцов, через живших или служивших при константинопольском дворе руссов или варягов. Как бы там ни было, эффект неожиданного появления русской рати под Константинополем был поразителен.
Но мощные константинопольские стены, выдержавшие столько тяжких осад, по-прежнему стояли неприступно. На их высоту и крепость надеялись осажденные.
К императору со страшной вестью поскакали гонцы. Орнфа и Фотий умоляли Михаила III вернуться и взять на себя руководство обороной города
Именно в эти критические дни в Софийском соборе, главном храме империи, патриарх Фотий произнес свою первую проповедь, которая так и называлась: «На нашествие россов». «Что это? Что за удар и гнев столь тяжелый и поразительный? Откуда нашла на нас эта северная и страшная гроза? — вопрошал Фотий.— Какие сгущенные облака страстей и каких судеб мощные столкновения воспламенили против нас эту невыносимую молнию?.. Где теперь император христолюбивый? Где воинство? Где оружие, машины, военные советы и припасы? Не других ли варваров нашествие удалило их и привлекло к себе все это?.. Народ вышел от страны северной, устремляясь как бы на другой Иерусалим» и племена поднялись от краев земли, держа лук и копье,— говорил Фотий удрученным мирянам,— они жестоки и немилосердны; голос их шумит как море; мы услышали весть о них или, лучше, увидели грозный вид их, и руки у нас опустились... Неожиданное нашествие варваров не дало времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности. Не выходите в поле и не ходите по дороге, ибо меч со всех сторон».