Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора
Шрифт:
— Вы, наверное, получите хорошее вознаграждение от семьи Пома за то, что будете исправно нести службу и не спать всю сегодняшнюю ночь.
— От этих жлобов дождешься. Они не то что наградят, а и не вспомнят о нас. Вы посмотрите, что они нам принесли вместо ужина: только булочки и молоко! — И принялись проклинать на чем свет стоит буржуев, а вместе с ними и власть буржуазии, и свое подневольное положение. В этот момент они бессознательно заняли позицию, более отвечающую их классовому положению. Мы слушали, с какой безысходностью они говорили о своей работе, о мизерной зарплате
— У нас нет постоянного выходного дня, вызывают в любое время. Рискуя жизнью, мы вынуждены служить телохранителями этих буржуев за вшивую плату. Но что делать? Выхода нет, есть-то надо, — сетовали они.
— При первой же возможности переменю профессию, — с нотой отчаяния в голосе заявил Эрнандес. — Подыскать бы побыстрее что-нибудь подходящее.
Захват Помы они даже одобрили и советовали потребовать за него выкуп побольше, потому как «эти жмоты только так с деньгами и могут расстаться».
— Дьявольщина, наверное, самое первое, что вы сделаете на свободе, — это составите словесные портреты на всех, кого видели во Втором отделе. Не забудьте, что мы-то неплохо обращались с вами, — сказал один.
— В связи с этим событием в Гвардии будут большие перемены. Арестованных с третьего этажа мы, наверное, переведем в другое место, — добавил другой.
— А что вы сделаете с Кристобалем, Саломоном, Аидее и другими товарищами? — поинтересовалась я.
— Лейтенант сказал, что их освободят. Кристобаля и Соломона отпустят, скорее всего, сегодняшней же ночью, об остальных я не знаю.
— Хоть бы их освободили. Но мы все равно расскажем обо всех, кто здесь находится. Мы ведь их видели и являемся свидетелями.
— Ваше право, — пробормотал Эрнандес.
Утром нам принесли завтрак. На этот раз вполне приличный. А охранять нас поручили водителю, которым оказался не кто иной, как Челе Мена, тот самый гвардеец, который попытался схватить меня во время ареста и которого я швырнула на землю. Желая уязвить его, другие полицейские так вспоминали этот случай:
— Смотри, Челе Мена, не то Хосефину позовем.
— Вот ведь как бывает, Фина, — сказал Челе Мена, подойдя ко мне, — я тебя арестовывал, и я же повезу в аэропорт. Не думай, что я такой уж скверный человек, просто это моя работа, и я обязан ее делать. Я даже согласен с вами, ведь мы тоже бедные, и, вместо того чтобы убивать, вам нужно перетянуть нас на свою сторону.
Этот Челе Мена был одним из самых известных агентов, и когда они шли на какое-нибудь «серьезное» дело, то всегда брали его с собой, причем чаще всего он сам напрашивался.
По дороге в аэропорт Челе Мене, находившемуся за рулем, вздумалось свернуть на другую улицу. Он объяснил, что она будто бы короче и там меньше транспорта. Однако она оказалась перекрытой, и мы не смогли проехать. Вернувшись, мы потеряли из виду машину с Рикардо Помой и доктором Сельвой, который должен был сопровождать нас до Алжира — конечного пункта нашей поездки. Не видя их и поскольку аэропорт был уже близко, Челе Мена решил остановиться и подождать «этих не умеющих быстро ездить стариков». Прождав около
Чтобы мы не смешались с другими пассажирами, нас сразу же отвели в отдельный зал ожидания. Обеспечивая нашу безопасность, в аэропорту находилась вся личная охрана президента, значительная часть Специальной полиции, многие агенты Второго отдела — картина была очень впечатляющей.
Так благодаря захвату представителя финансовой олигархии нашу жизнь оберегали. И это после того, как правительство заявило, что ему ничего о нас не известно.
В зале ожидания к нам подошел лейтенант Кастильо и сказал, что они были обеспокоены задержкой автомобиля, решив, что противники правительства, жаждущие хоть чем-нибудь навредить ему, вполне могли организовать на нас покушение, чтобы сорвать выполнение договора и дестабилизировать обстановку. «Когда нам сообщили, что улица, по которой вы ехали, перекрыта, мы сразу подумали о засаде», — сказал лейтенант.
Наши первые дни на свободе мы провели в компании доктора Сельвы. Будучи добрым человеком, он постоянно заботился о нас. Он был очень хорошо одет, и его классовая принадлежность была заметна издалека. Мы же бледные, изможденные, с красными, слезящимися от непривычно яркого света глазами, несмотря на вполне приличную одежду, все же являли собой разительный контраст с ним. С доктором всегда можно было поспорить: он внимательно выслушивал нас, хотя, конечно же, был обеспокоен судьбой своего родственника.
Он рассказал нам, что перед тем, как поехать за нами в Национальную гвардию, Рикардо осмотрел комнату в его доме, где мы должны были находиться до часа вылета, что также являлось одним из требований, выдвинутых нашими товарищами. Найдя в одном из столиков, принадлежавшем детям доктора, несколько карандашей, он заявил:
— Уберите карандаши. Нельзя оставлять ничего, что могло бы послужить им оружием: они очень опасны и могут воспользоваться чем угодно.
Нас это здорово рассмешило, и мы даже спросили, а не ожидали ли они встретить двух звероподобных убийц.
Нас привезли в их дом, считая за грязных убийц. Рикардо Пома, наверное, и заговорил с нами, предвкушая удовольствие уличить нас в смерти его «ребят». Обычное любопытство побуждало его познакомиться с двумя представителями «организации убийц и террористов». Нас, как и всю нашу организацию, они считали шайкой убийц и террористов, налетчиков, конченых людей, отчаявшихся найти свое место в жизни. Именно из таких людей, по их мнению, состояли революционные организации. Но в ходе политических дискуссий и под воздействием нашей убежденности это представление резко изменилось. Мы говорили о погибших в бою товарищах, незаурядных личностях в области науки и труда, которым было бы несложно добиться хорошего места в буржуазном обществе в качество интеллигента или рабочего при условии верного служения интересам правящих классов,