Мы потребуем крови
Шрифт:
От горячего панического дыхания лицо под маской вспотело, и я развязала завязки, радуясь, что никто этого не увидит.
– Дишива? – На пороге настороженно стояла Лашак. – Или мне следует называть тебя Защитницей Единственного истинного Бога?
– Нет! – не успев подумать, ответила я. – То есть да. Это мое звание, и я с гордостью…
Но она закрыла дверь, подошла ближе и схватила мою почти развязанную маску. Ткань спала с лица, и я встретилась взглядом с Лашак без защиты маски. Чувствуя себя голой и уязвимой, я осознала
– Ну, слава богам, – прошептала Лашак, бросила маску и, взяв мое лицо в ладони. – Я уже начала бояться, что правда тебя потеряла. С чего вдруг ты подыгрываешь этому маленькому куску дерьма, Ди?
– Он перебьет всех моих Клинков и лошадей, если откажусь. Приходится притворяться, чтобы защитить Гидеона, тебя и всех остальных. Мне приходится все это делать. Приходится быть такой.
Лашак шагнула назад и оглядела меня с ног до головы, будто надеялась найти надпись «ложь», и, не найдя ее, прижала дрожащую руку к губам.
– Проклятье, ты не шутишь.
– Не шучу.
– А дезертиры?
– Должны быть уничтожены, или мы все умрем. Мы или они, таков выбор.
– Он же несерьезно…
– Серьезно, Лашак, еще как серьезно. – Я схватила ее за плечи. – Не стоит его недооценивать. Он может читать мысли. Может контролировать их. Он вроде той болезни, распространяющейся у нас на родине, только человек.
– Тогда мы убьем его.
– Я уже убила.
Она снова отстранилась и оглядела меня, и прежде чем успела что-то сказать, я продолжила шепотом:
– Я убила его, Лаш, убила. Прямо перед тем, как вас отправили жечь Мейлян. А когда вернулась…
– Их бог правда его воскрешает?
– Да. Нет. Не знаю. Я не знаю, как, но он воскресает, и его не остановить. И теперь ты тоже в опасности. – Я закрыла лицо ладонями. – Мы все в опасности. Ох, Лаш, он узнает, что я рассказала тебе, и всех убьет. Даже наших лошадей. Мы в таком дерьме. Лучше бы ты не приходила. – Я быстро дышала, слишком быстро, и комната начала кружиться. – Теперь мы все покойники. Что нам делать?
В груди поднималась боль, я не чувствовала ног и только судорожно дышала.
– Ну-ка, успокойся, Дишива. Все хорошо, мы ему не позволим. Давай, дыши глубже и попробуй расслабиться.
Я рухнула на циновки. Перед глазами плыли искры, я дергалась от каждого звука за дверью в полной уверенности, что он уже идет и мы вот-вот умрем. Чувство обреченности было настолько тяжелым, что придавило меня к полу.
– Нет-нет-нет, дыши со мной, Дишива, дыши, – говорила Лашак, опустившись на колени передо мной. – Ты сильная, ты сможешь это пережить. Вдохни и задержи дыхание.
Я попробовала, но воздух вырывался из легких, будто не хотел там оставаться. И я его не винила. Теперь каждый, кто приближался ко мне, подписывал себе смертный приговор.
– Вдохни, – сказала Лашак, растирая мне спину, будто раненой лошади. – Задержи дыхание ровно
– Он идет за нами, Лашак, он убьет тебя, убьет меня, убьет нас всех и…
Она дала мне пощечину, и от неожиданности я вздрогнула и задержала дыхание. Этого хватило, чтобы ослабить напряжение в груди.
– Мы – Клинки и охотимся, – начала Лашак и остановилась набрать воздуха в конце строки, – чтобы ваши руки были чисты, – снова вдох. – Мы – Клинки и убиваем, – вдох, – чтобы ваши души были легки. – Она одобрительно кивнула, когда я вдохнула вместе с ней: – Мы – Клинки и умираем, чтобы вы жили.
Кивнув, она начала снова, и мало-помалу, сосредоточившись на словах и дыхании, я расслабилась, а паника стихла настолько, что я смогла сесть напротив Лашак в сумрачной неосвещенной комнате. Во дворе занимались своими делами ничего не подозревающие левантийцы.
– А теперь давай договоримся, Дишива, – сказала Лашак прежде, чем я успела открыть рот. – Больше никаких извинений. Никаких самобичеваний за то, что подвергла меня опасности. Не ты это делаешь, а он, ясно? Кроме того, я лучше буду в опасности, чем брошу тебя одну.
От ее слов на глаза навернулись слезы. Я тут же решительно их сморгнула, злясь на то, что от плача слюна всегда густеет во рту, словно финиковая паста.
– Ты моя подруга и значишь для меня больше, чем жизнь, понятно? – продолжила Лашак. – Мы с тобой ужасно умные, так что давай решим, что со всем этим делать? И «ничего» – это не ответ.
– Ты должна предупредить дезертиров, – сказав уже слишком много, я решилась на большее. – У них заклинательница лошадей.
Лашак изумленно уставилась на меня.
– Заклинательница лошадей?
– Да. Изгнанная еще раньше нас, но все же заклинательница, и ее помощь может быть неоценима. Мы не можем позволить ей умереть.
– Я могу послать кого-нибудь…
– Нет, ты должна поехать сама.
Она наклонила голову набок, задавая немой вопрос.
– Нельзя рисковать, рассказывая об этом кому-то еще. – Я говорила так тихо, что даже не знала, слышит ли она. – У Лео повсюду глаза и уши. Попросишь кого-то другого, а он может оказаться его приспешником. Это должна быть ты сама. Ты уже в опасности, и, что бы ты ни говорила, я не хочу винить себя в твоей смерти. Нельзя просить о таком подругу.
Она выдохнула и кивнула, сжав губы в мрачную тонкую линию. Я знала, о чем она думает: бросить Клинков – самое страшное бесчестье для капитана. Но там заклинательница, да и опасность, которой подвергнется Лашак, если останется, была безмерной.
Я не сказала, что ей придется остаться с дезертирами. Не было нужды.
– Прости, Дишива.
– Нет, это ты меня прости.
– Мы же избавимся от него? Убьем его? Как следует?
– Обязательно.
Она коротко кивнула и повернулась к двери.