Мы потребуем крови
Шрифт:
– Пока ты в моем теле – именно так, я буду указывать, что тебе делать, – бросила она через плечо. – Это тело протянет недолго, и тебе нужно отдохнуть, а иначе мое не сможет поддерживать нас обеих.
Она права, но мне было тошно все время чувствовать себя разбитой и слабой, не в силах делать то, что нужно. Путь от повозки до входной двери показал, на что я теперь способна.
– Я знаю, что необходимость заботиться о себе тебе непривычна, госпожа Мариус, и знаю, что это тебя раздражает, ведь ты привыкла быть гораздо сильнее. Мне потребовалось много времени, чтобы хоть как-то с этим смириться. Идем. Я помогу тебе лечь.
Кайса снова пришла в мой сон. А вернее, во сне я стала ей, мои связанные онемевшие руки покоились на коленях. Экипаж трясся подо мной, но сквозь грохот и лязг звучал голос. Лео восседал напротив, положив ногу на сиденье и держа на коленях открытую священную книгу. Расслабленный, без маски и с растрепанными волосами, он обладал какой-то неистовой красотой, так не соответствующей безжизненной версии того же лица, которую я привыкла видеть у Септума.
– Человек преклоняет колени на рассвете и на закате и благодарит Бога за ночь и день, за луну и звезды, – читал он, и слова окутывали меня, как теплое одеяло. – Хотя он преклоняет колени вместе с другими, он один в глазах Бога, как и тот, кто с ним рядом. Каждый из собравшихся на молитву одинок перед Богом.
Лео поднял голову. Наши взгляды встретились. Я впервые заметила, что его глаза, глубокие заводи, где я могла утонуть, были зелеными, с золотисто-карими крапинками. «У них всех одинаковые глаза?» – сонно и расслабленно подумала я, не в силах отвести взгляд. Он умолял меня помочь ему. Никто и никогда не просил меня о помощи. Никто и никогда во мне не нуждался.
– Нас великое множество, – продолжал он. – Мы паства, мы едины, даже если разделены. Всякий, кто преклоняет колени, посвящая Богу свои мысли, душу и тело, больше не одинок. Пусть его колени на холодной земле, пусть туман утра скрывает все от его глаз – он не одинок. Он больше никогда не будет один.
Лео закрыл книгу, но и после того как он замолчал, охватившее меня ощущение тепла и покоя оставалось еще надолго. Не знаю, сколько времени мы так сидели вместе, но когда тепло начало угасать, а истома ослабла, я почувствовала себя покинуто, пока не обрела свободу, как будто пробилась на поверхность сквозь черноту моря и глотнула воздуха.
Я внезапно очнулась. Из высокого окна сквозь закрытые ставни пробивался послеполуденный солнечный свет.
– Вот и хорошо, – пробурчала императрица. – Я принесла еду. Тебе нужно поесть, госпожа Мариус, и не говори мне, что не хочется и ты устала, – я прекрасно знаю, как действует эта болезнь, как день за днем стремится убить меня. Ни одно лекарство из тех, которыми меня пичкали лекарь Кендзи и Знахарь, не шло мне на пользу так, как еда. Так что замолкни и ешь, даже если сразу после этого придется опять вздремнуть.
У меня не было сил спорить. Императрице удалось приготовить немного риса, суп, кусочек соленой рыбы и какую-то подвявшую зелень. И чай.
– Я не люблю чай.
– Ты, может, и не любишь, но мое тело привыкло пить чай по нескольку раз за день. Вспомни, как ты себя чувствовала без… как там оно называлось? Пьянка?
– Пойло.
– Вот именно. Так что пей и не ной.
– Я же не ребенок. – Она помогла мне сесть холодной и жесткой рукой, до нее неприятно было дотрагиваться. – Тебе не странно заставлять саму себя что-то делать?
Она склонила
– Да, немного. Но когда, как я, всю жизнь себя заставляешь и укоряешь, то не так уж и странно. Хотя знаешь… – она попробовала улыбнуться. Получилось криво, у трупа не шевелилась половина лица. – Я куда добрее к тебе в моей шкуре, чем была когда-либо к себе.
Мне было знакомо это чувство, но я не могла говорить о нем, я не могла открыть незажившую рану, вечно тлеющую внутри. Вокруг этой раны я и вырастила Кассандру Мариус, чтобы защитить маленькую девочку, на которую плевали и кричали за то, что она не как все, которая всегда знала, что не права, плохая, сломленная, порочная. Каждое наказание было заслуженным. А когда меня некому стало наказывать, я наказывала себя сама.
Под внимательным присмотром императрицы я накормила ее тело, а после уснула. На сей раз Кайса оказалась одна, лишь отдаленно слышались голоса и смех. Фыркнула лошадь. Кто-то захихикал над грубой шуткой. Где-то рядом, потрескивая, горел костер. Окружавшая меня искусственная тьма пахла затхлостью. Вероятно, палатка. Грязь. Кожа. Мои руки все еще оставались связанными, но я не думала о побеге. Он все равно отыщет меня. Ему нужна моя помощь. Он просил моей помощи.
– Это армейский лагерь, Кассандра, – тихо произнесла Кайса. – Я не знаю где.
Я попробовала спросить, чем он занимается. Почему нуждается в помощи. Но хотя я видела и слышала ее, она находилась слишком далеко, чтобы услышать меня. Кайса закрыла глаза, и когда она тоже погрузилась в сон, мы больше не были вместе.
Я проснулась. Лунный свет крался по полу. Мне оставили фонарь, добыли где-то чистый халат. Я взяла фонарь и выбралась в коридор.
Зал, где росло огромное дерево, совсем не изменился с прошлого раза. Вода так и стояла лужами на камнях, а корни обвивали перила и колонны, превращая пространство в подобие лесной пещеры. Ветви дерева раскинулись как лучи, листва трепетала под блестками ночного неба. Я снова не могла избавиться от чувства, что двигаюсь по кругу, ничего не добившись. Я уже была здесь. Делала то же самое. Я должна была совершить нечто большее.
Идя по сырому полу, усыпанному цветами, я услышала в коридоре благословенный звук голосов. Капитан Энеас и императрица сидели в мастерской на скамье с кучей книг и парой ламп.
– Нашли что-нибудь? – спросила я, ковыляя к ним.
– Здесь не так много записей, как я рассчитывал. – Капитан Энеас не отрывал взгляда от книги, которую листал. – Но может, что-нибудь и найдем.
– Не так много? Да их тут целая куча.
– В основном это книги других авторов, – сказала императрица. – На самые разные темы. Есть одна об анатомии ног.
– Ног?
– Да. Автор, кажется, был особо заинтересован лягушками. В нашем случае это не очень полезно.
Я опустилась на скамью рядом с ней.
– Ну, не знаю. Я могла бы поместить тебя в лягушку.
Императрица Хана подняла взгляд. Ее мертвое лицо казалось нелепым, рот был странно полуоткрыт.
– А ты можешь?
– Поместить тебя в лягушку? Не знаю. Давай найдем лягушку и посмотрим?
– Пожалуй, не стоит. У меня нет желания провести остаток дней в лягушке.
Она снова переключилась на книгу. Страницы зашелестели в мягком свете лампы, пока императрица не потянулась за новой и неловким движением не обвалила всю стопку на пол.