Мы с королевой
Шрифт:
— Джек Баркер, — ответила королева, стараясь подавить проклятый выговор.
— Хе-хе-хе. «Джик Баркер». Ну ты просто отпад, тетка, — объявил этот республиканец. — Отпад, полный отпад.
Поднявшись, он стал перед королевой, качаясь из стороны в сторону. А он ведь без носков, заметила королева. Манжеты на брюках обтрепались, нитки волочатся по земле. Если бы репортер модного журнала вздумал спросить его, как он отбирает себе гардероб на каждый день, он бы со всей прямотой ответил, что как набросил однажды утром на себя одежду, так и носит, не снимая, круглые
— Ну так кого я тебе напоминаю?
Он принял, как ему казалось, изысканную позу: подперев пальцем подбородок, повернул голову, чтобы искореженный профиль предстал во всей красе.
Королева покачала головой, она понятия не имела, кого он ей должен напоминать.
— Да герцога же, — заорал бродяга. Но по виду королевы понял, что она опять не понимает, о ком речь. — Принца Филипа. Я же прямо вылитый он: все в один голос говорят. Неужто сама не видишь? Да быть того не может!
В конце концов королева согласилась, что «некоторое сходство» есть. «Герцог» осушил бутылку, потом потряс ее хорошенько, и две коричневые капли упали в подставленный разинутый рот. Он снова потряс бутылку, поднес горлышко ко рту, подождал, но ничего оттуда не вытекло, и он, рассердившись, клацнул зубами по стеклу.
— А на «биг-мак» ты мне, тетка, не наскребешь? — спросил он.
— Нет, — ответила королева, ставя бутылку из-под сидра возле мусорного бака. — У меня нет ни пенни.
— Охо-хо, это все говорят, хоть и не с таким классным выговором.
Королева спросила его, как пройти к Отделу социального обеспечения. Он вызвался проводить ее до самой двери, но королева учтиво отказалась. Она стояла на переходе, ожидая, когда зеленый человечек покажет, что можно идти, и вдруг услышала, как грязнуля закричал у нее за спиной:
— Джанетт Чарльз! Точно, вспомнил. Ты же — вылитая она. Деньжищ огребешь!.. Уйму!
Возле Отдела социального обеспечения королева стала в очередь. Девица в каком-то невыразительном костюме выдала ей кружок с номером — тридцать девять. Перед королевой стоял номер тридцать восемь, а за ней вскоре пристроился номер сорок. Те из очереди, у кого были часы, то и дело на них посматривали. Те, у кого часов не было, то и дело спрашивали, который час.
А время, невидимое и неумолимое, летело, словно насмехаясь над цепочкой людей у двери в Отдел. Примут ли их? Оставалось двадцать пять минут. Головы у всех были заняты математическими расчетами. Проявляя героическое терпение, стояли в очереди дети, держась за коляски своих младших братишек и сестренок. В трех футах от очереди урчал «пиковый» поток машин, то останавливаясь, то снова трогаясь с места; выхлопная гарь заполняла легкие сидящих в колясках детей.
Гаррис закашлял и натянул поводок.
Шаркая ногами, очередь постепенно вползала внутрь Отдела, и вскоре королева продвинулась настолько, что могла заглянуть в просторную комнату, где часы с большими черными стрелками и пугающе стремительной секундной стрелкой сообщили ей, что уже двенадцать минут шестого. Один малыш расплакался, и ему сунули пососать запечатанный пакетик хрустящего картофеля.
— Ему же хрустики не дашь, там одна соль да уксус, — объяснила молодая мама — номер тридцать восемь. — А он такое не любит.
Королева молча кивнула; ей не хотелось открывать рот и привлекать внимание своим великосветским выговором. Она от него и так порядком настрадалась. Не попытаться ли его немного сгладить? От грамматически правильной речи тоже одни неприятности. Может, ей начать путать формы глагола? Ведь теперь и не разберешь, где ее место; разве что в очереди, между номерами тридцать восемь и сорок.
Стрелки часов уже приближались к половине шестого; очередь заволновалась и подступила поближе к столам, за которыми просители излагали свои горести сквозь решетки, впаянные в листы небьющегося стекла.
С этой стороны стекла сквозь решетку летели слова мольбы, гнева и отчаяния. В обратном направлении струились фразы о правилах, обоснованиях и причинах отказа. Один мужчина вскочил и бахнул по стеклу кулаком.
— Мне нужны деньги, и немедленно, — крикнул он. — Не могу я вернуться к своим без денег. В доме — хоть шаром покати.
Служащий безучастно наблюдал, как охранник уводит крикуна прочь.
— Номер тридцать шесть, — произнес служащий.
— Тридцать семь, — сказал другой.
Сидевшая за третьим столом девица встала и принялась собирать бумаги, укладывать в коробочку ручку и карандаш. Нацепив на плечо сумку, она приготовилась уйти.
Королева вышла из очереди и спросила сквозь решетку:
— Извините, пожалуйста, вы когда заканчиваете работу?
— В полшестого, — нехотя ответила девица.
— В таком случае у вас осталось еще пять минут до конца, — сказала королева. — Наверное, у вас часы немного спешат.
Девица снова уселась на свое место и произнесла:
— Тридцать восемь.
Королева вернулась в очередь, которая торжествовала эту скромную победу. Позади нее номер сорок сказал:
— Здорово вы их, сударыня! — Он пододвинулся к ней поближе и, почти не разжимая губ, произнес: — Я имел честь служить в вашем полку, Уэльском гвардейском. Участвовал в операциях на Фолклендах, в Блафф-Кове. Демобилизован с хорошей аттестацией. Зато нервы теперь ни к черту.
— Это скверно, — сказала королева, которая в прошлом была почетным командиром тридцати восьми полков и еще невесть скольких частей.
Прозвучал ее номер; его назвал симпатичный молодой человек азиатской наружности. За две минуты королеве надо было изложить свою просьбу и получить деньги на автобус, на еду, да еще монетки на оплату газа и электричества.
— Так дело не пойдет, — улыбнулся молодой человек, когда в ответ на его вопросы она сказала: нет, у нее нет документов, удостоверяющих, кто она такая и где живет. — Чтобы получить Срочное Вспомоществование, нужно представить какие-то надежные бумаги; ну, хоть пенсионная книжка у вас есть? Или счет за газ?