Мы с королевой
Шрифт:
Ровно в одиннадцать часов глянцевитая черная дверь отворилась, и появился Джек Баркер. Какой он бледный и усталый, подумала королева, будто ночь не спал. Джек подошел к сдвинутым в кучу микрофонам и поднял руку, успокаивая приветствующую его толпу. Он посмотрел на свои туфли, затем поднял голову и сказал:
— Британцы, сограждане, вчера я подписал документ, который изменит к лучшему нашу жизнь. Свою подпись под ним поставил также его величество Акихито, император Японии.
Джек извлек из кармана пиджака лист бумаги и поднял повыше, давая возможность операторам и туче фотокорреспондентов показать и запечатлеть его.
— Да говори же, болван! — вырвалось у королевы.
Наконец,
— С сегодняшнего дня между Англией, Шотландией, Уэльсом и Северной Ирландией, с одной стороны, и Японией — с другой, вступает в силу договор о дружбе, который закрепит особые отношения и постоянно растущие связи, существующие между нашими великими странами; договор этот принесет нам новую безопасность и процветание.
— Хватит пустопорожней болтовни, Баркер. Ближе к делу, — нетерпеливо сказала королева.
Джек заставил себя глянуть прямо в объектив стоявшей перед ним камеры, словно надеялся, посмотрев в глаза миллионам телезрителей, убедить их в своей искренности.
— С чувством радости и гордости я заявляю: этот договор вернет Британию на путь к новому величию. Мы опять станем частью империи, над которой никогда не заходит солнце.
Толпа разразилась ликующими криками.
— Куда он клонит? — пробормотала королева.
— Начиная с десятого апреля я служил народу в качестве премьер-министра. С сегодняшнего дня, по-прежнему находясь здесь, в доме десять по Даунинг-стрит, я буду служить вам в новой роли — генерал-губернатора Великобритании.
— Генерал-губернатора! — ахнула королева, но все в комнате на нее зашикали.
— Заботы о суверенитете нашей страны с нами разделит теперь Японская империя, — продолжал Джек.
Королева была не в силах больше сдерживаться.
— Он нас продал! — закричала она. — Продал как товар!
— В результате таких перемен в государственном устройстве, — продолжал Джек, — выплата краткосрочного займа в двенадцать триллионов йен, полученного правительством тринадцатого апреля и подлежащего погашению первого июня, откладывается на неопределенный срок. Наши новые федеральные отношения с растущей Японской империей, тщательно сбалансированные соответствующими финансовыми вливаниями, явятся гарантией того, что мы наконец получим необходимые средства для переустройства нашей великой страны так, как мы хотим и того заслуживаем. Теперь остается лишь закрепить этот политический и финансовый союз узами личного плана. Я счастлив сообщить, что именно это в данную минуту и свершается!
Черная дверь приотворилась, и Джек нырнул в дом.
— И чего это он тут молол ? — спросил Спигги, совершенно сбитый с толку длинными учеными словами.
— Джек Баркер отдал нашу страну в залог Японскому банку! — воскликнула королева.
— Бог ты мой! Мы что же, теперь по-японски должны будем говорить? — изумилась Вайолет.
— Уж я, во всяком случае, не стану, — заявил Уилф. — Слишком стар я, черт побери, чтобы учить еще один язык; я по-английски-то еле балакаю.
— Один мой знакомый, — заметила Беверли Тредголд, — сходил разок в японский ресторан. Жуть, говорит, полная. Кормили одной сырой рыбой.
— Пусть они не думают, — возмущенно начала Вайолет, — что стоит им сюда заявиться, и мы сразу перестанем готовить рыбу по-нашенски. Я, например, на это ни за что не пойду.
— А за квартиру кому теперь платить? — спросила Филомина Туссен. — Городскому совету, как раньше, или Японскому банку?
— Будь у нас нормальная писаная конституция, — процедила Маргарита, — ничего подобного бы не произошло.
Королева поспешно вышла из переполненной комнаты. Казалось, голова вот-вот лопнет. Неужели только она одна вполне поняла смысл заявления Баркера? Ведь совершен государственный переворот. Британию аннексировали, превратив в еще один отдаленный от метрополии японский остров. Королева пошла за дом, в сад. Гарриса по-прежнему нигде не было видно. В его миске лежала вчерашняя еда. Королева опорожнила миску в мусорное ведро под мойкой.
Хорошо хоть, что Филип сошел с ума, подумала она. Узнай он, что его любимую, ставшую родной страну продали, как рыбу на базаре, он бы, наверное… спятил.
Схватив транзисторный приемник «Сони», королева швырнула его об стену. В дверях появилась Анна.
— Мам, пойди-ка посмотри, — сказала она.
Теперь показывали Малл [60] , вдоль которого стояли толпы людей. Некоторые размахивали национальными флажками, другие — флагами с восходящим солнцем. Королеве, имевшей в таких делах огромный опыт, было совершенно ясно, что люди эти даже не догадываются, по какому поводу собрались. Они пришли просто потому, что полиция стала огораживать улицу барьерами.
60
Широкая аллея в Сент-Джеймском парке, ведущая к Букингемскому дворцу
Фицрой тем временем объяснял Диане, что может теперь лишиться работы. Он специализировался на экономическом спаде, напомнил он ей, а если со спадом покончено, зачем тогда он нужен?
Лица лондонцев исчезли с экрана, и камера показала золоченую карету, которую везла четверка белых лошадей, украшенных плюмажем; карета проехала под аркой Адмиралтейства и двинулась по Маллу. Толпа продолжала ликовать, хотя сквозь зашторенные окна не видно было сидящих внутри пассажиров.
— Идиоты, они и обезьян приветствовали бы точно так же! — в ярости воскликнула королева.
— А мы и были обезьянами, мама. Жили в зоопарке, и публика ходила на нас глазеть. Я рада, что вырвалась оттуда.
Королева заметила, что Спигги тихонько придвинулся поближе к Анне. В комнате стало невыносимо жарко. Королева чувствовала, что ей надо скорее выйти на свежий воздух. В висках у нее стучало.
Когда экипаж свернул в ворота Букингемского дворца. Тони Тредголд спросил:
— Кто ж там в карете-то?
— Откуда мне знать? — огрызнулась королева.
Картинка на экране сменилась: теперь под Тауэрским мостом проплывал японский фрегат. Шеренги английских и японских моряков на палубе отдавали честь. Королева презрительно фыркнула. Вдруг камера показала балкон Букингемского дворца, на который вышли две крохотные фигурки. Общий план резко сменился крупным, и стало видно, что одна из фигурок — Джек Баркер, одетый как игрушечный оловянный солдатик. На нем была треугольная шляпа с белым пером и багряный китель, увешанный знаками отличия и наградами, неизвестными королеве. Рядом с ним стоял император Акихито в ослепительном шелковом кимоно.
Они помахали собравшейся внизу толпе, и толпа тут же замахала в ответ. Затем Джек шагнул влево, а император вправо, и на балконе появились еще две фигуры, одна в мерцающем белом одеянии из шелка и шифона, в головном уборе с флердоранжем. Вторая — в серой визитке и цилиндре.
— А это еще кто, черт возьми? — воскликнула королева. Камера послушно приблизилась, чтобы ей было виднее. То был ее сын Эдвард с пасмурным лицом и тусклым взглядом; он держал за руку свою невесту — Саяко, дочь императора.