Мы с Серёжкой близнецы
Шрифт:
— Так кто из вас с газом баловался?
Я молчу, потому что я не баловалась. И Серёжка молчит. А дяденька говорит:
— Вот составлю акт, и будет ваша мама штраф платить за то, что у неё такие непослушные дети…
Тогда Серёжка пошёл в кухню и оттуда объясняет:
— А мы же ничего не сломали! За что штраф? И мы вообще не понимаем, акт какой-то… Мы не баловались, а мыли посуду. Вот посмотрите, я сейчас при вас водогрей включу и выключу…
— Ну, давай, — говорит дяденька.
А Серёжка схватил спички, быстро
— Зачем же нам штраф платить, если мы умеем с газом обращаться?
Тогда дяденька засмеялся и говорит:
— Да ты, я вижу, умный малый…
И в это время мы слышим: поворачивается ключ в дверях, и в кухню к нам влетает мама, вся красная, и берет на затылке еле держится.
— Ох, живы, кажется!
А потом увидела дяденьку из Ленгаза и сказала ему спасибо. Она думала, что этот дяденька нас от газу спас. Но дяденька честный оказался: объяснил маме, что мы с Серёжкой сами умеем водогрей зажигать.
А всё это, оказывается, Мишки Кузнецова мама натворила: она и Ленгаз вызвала, и нашей маме на работу позвонила, что мы с газом балуемся. А мы разве баловались?
— Мама, — говорит Серёжка, — это, конечно, хорошо, что Миши Кузнецова мама о нас позаботилась. Но ведь если бы она по-настоящему хорошая была, то не стала бы трезвон поднимать, а сама бы к нам пришла — ей ведь недалеко. Правда?
— Ну что за наказание! — отвечает мама. — У всех дети как дети, а у меня какие-то теоретики. Но всё-таки это хорошо, что вы научились водогрей разжигать. Теперь можете без меня посуду мыть.
Часть вторая. Зима
Бабушкина внучка
Очень мы с Галей любили петь песни. Сядем вдвоём на диван и поём подряд. Старинные особенно — «Орлёнок», «Землянка», «Дан приказ: ему на запад». Ещё мама про «Варяга» знает, а мне никак не запомнить, только и знаю:
Плещут холодные волны, Бьются о берег морской. Носятся чайки над морем, Крики их полны тоской.А ещё поёт: «Я в дело любое готова с тобою идти, не боясь ничего». Но мама редко поёт. Когда только мы с ней вдвоём в квартире остаёмся. У неё потому что слуха нет. Она людей стесняется. А я никого не стесняюсь. Но взрослые не очень-то любят, когда я пою.
— Врёшь ты очень, Марья, — папа говорит.
А тётя Надя:
— Ну, завела свою сирену.
Сегодня хорошо. Дома никого нету. Серёжка
— Чего, — говорит, — развылись? И без вас голова болит.
Пришлось нам идти в детский парк. Там ребят много, все смеются, на санках катаются, на коньках. А мы с Галей прошли по дорожке в самый угол — там никого нету. Солнце опускается, снег блестит. Галя говорит:
— Маша, смотри, какой снег.
— Какой? Белый и блестит.
— Ну что ты, Маша! Смотри — вот здесь, правда, белый, а вон под кустами голубой, а на солнышке розовый.
И правда — розовый. Я говорю:
— Галя, а почему ты всегда такое замечаешь, что я не вижу?
— А я долго смотрю, вот и вижу. Мне интересно на снег смотреть. И на небо. Ещё, знаешь, летом хорошо лечь на траву и смотреть в небо. И чтобы дерево над тобой.
А я не смотрела никогда! С Галей интересно — она всегда что-нибудь придумает!
Сидели мы на скамейке, разные истории рассказывали. А потом пошли на каток. Смотрим — там наш Серёжка с Бубновым катаются. Галя говорит:
— Пойдём отсюда. Сейчас Бубнов дразниться начнёт.
Но они нас уже увидели. Подъехали и не дразнятся. Только Серёжка сказал:
— Пошли лучше с горки покатаемся. Тут большие ребята очень мешают: крутятся под ногами.
И мы стали с горки кататься. Вывалялись, конечно, в снегу, замёрзли и пошли домой. Галю бабушка ждёт у ворот и ругается. А нас никто не ждёт: папа с мамой ушли в кино. Серёжка меня спрашивает:
— Она тебе сказала?
— Кто?
— Галька.
— Что?
— У неё отец ушёл.
— Куда?
— Ну, Машка, сейчас получишь! Ушёл совсем. Понимаешь?
Нет, я не понимаю. Как это ушёл? Куда? Но я молчу, потому что Серёжка злится.
— Отец с матерью разошёлся и уехал от них. Поняла?
— Ты врёшь!
— Честное октябрятское!
— Откуда ты знаешь?
— Не могу сказать. Знаю. И Бубнов знает. Он потому Гальку и не дразнил сегодня. Он говорит, её теперь нельзя дразнить. Она теперь по правде осталась мамина дочка и бабушкина внучка. Вот.
— Серёжка!
— Чего!
— А вдруг… наши тоже?
— Нет, Маша, ты определённо глупая! Куда же они разойдутся? Галька у своих одна, она остаётся с мамой. А нас двое. Что же, нам с тобой разойтись?
Нет, мы с Серёжкой разойтись не можем. Но Галя… Как же она ходила, на снег смотрела… А может, она ещё не знала? Может, она как раз сейчас узнает? Была как все, а стала бабушкина внучка? Серёжка врёт, не может этого быть, такого ужаса, не верю!
Подлость