Мы с сыном в пути

Голестан Эбрахим

– А это можно? Конечно! – обрадовался он. – Обязательно попросим.

Я подошел к хозяину и попросил накрыть нам во дворе. Мы уселись за старый, позеленевший металлический стол. Рядом на деревянном табурете стоял кувшин с водой. Подбежали нищие ребятишки. Я дал им несколько монеток, и они ушли. Трубач, надувая щеки, выводил бесконечную мелодию. Барабанщик сидел неподвижно, будто врос в землю. У силача были пышные усы и крепкий затылок. Коротко остриженные волосы торчали, как гвозди, на бицепсах можно было смутно различить татуировку. У него

были мощные руки и выпуклая грудь, втянутый живот и узкая талия – или только так казалась, до того широки были плечи и могуч торс. И ростом он не вышел.

Сынишка вскочил, пересел на другой стул, словно оттуда лучше было видно. Чайханщик вынес тарелки с хлебом и зеленью, ложки и вилки в стакане и поставил на стол.

– А где пепси?

– Сию минуту.

Силач все бегал вокруг ковра, высоко вскидывая колени и едва касаясь земли. Сжатые кулаки» он держал на уровне плеч и иногда на бегу делал сальто. Барабанщик, покрикивая «ай-ай», отбивал ритм. Вдруг он возопил: «Храбрец…» – и смолк, резко ударив в барабан, затем протянул: «…имя которому было…» – и раскатисто закончил: «…Эшкбус!» Трубач подхватил: «Хей-хей!» «Пок!» – откликнулась открываемая бутылка пепси-колы.

– А что дальше? – спросил сын. Чайханщик поставил на стол бутылку.

– Пепси, – сказал я и протянул ее сыну. Потом взял немного луку и завернул в лепешку.

– Ты говорил про обезьянку. Где же она?

– Обезьянка?

Но он уже не слышал меня, весь отдавшись происходящему. Мужчина продолжал кружить по ковру. Лук был злой. Барабанщик пел: «…прижал к земле… голову… соперника». Трубач зевнул. Слуга принес обед. Подъехал грузовик, затормозил около нас, не заглушив мотора, и голос барабанщика потонул в шуме. Сильно запахло гарью. Мы смотрели по сторонам. И ели. Курицу явно долго варили перед тем, как зажарить. Но лук был злой. Барабанщик все пел, иногда даже с руладами. Силач бегал вокруг ковра, напружинив спину и сжав кулаки. Водитель грузовика дал газ, и из выхлопной трубы повалил черный дым.

– Поднимайся, дружок, пойдем внутрь, – сказал я.

– Но мы же только вышли.

– Сам видишь, интересного мало – вонючий дым да грузовик ревет.

– Я хочу досмотреть.

– Черт бы побрал этот прокол.

Я откусил ломоть хлеба, поднялся и пошел внутрь посмотреть, как там наш шофер. Он спал, уронив голову на руки и навалившись грудью на стол. Я пошел обратно. Подбежал его напарник, запомнивший меня.

– Сейчас, сейчас. Чуток вздремнет после обеда – и сразу поедем.

– Здесь дыму много, – влез сынишка, – давай подойдем поближе.

– Ладно, пойдем.

Мы перешли дорогу. Про Эшкбуса больше не пели. То ли по сценарию ему полагалось появиться позже, то ли стрела, которую он целовал, уже торчала из позвоночника его врага. Продолжение рассказа о храбрости сына Заля утонуло в дыме и реве грузовика. Барабанщик все бил в барабан, трубач трубил, а силач бегал вокруг рваного ковра, сжав кулаки. Подле них толпились нищие ребятишки. Заметив нас, барабанщик принялся бить еще

сильнее, призывая правоверных раскошеливаться. У лавок под деревьями несколько мужчин глазели на представление, прислонившись к стене или присев на корточки.

– Зачем он бегает? – спросил сын.

– Разминается.

– Как это?

– Перед представлением.

– Как это?

– Он разминается перед тем, как начать представление.

– Как это?

– Знаешь, хватит.

– Перед каким представлением?

– Отстань.

– Уважаемый, выезжаем, – крикнул напарник шофера.

Сын погрустнел.

– Я хочу досмотреть.

– Ничего, в другой раз досмотришь.

– Когда в другой раз?

– Пора ехать, – сказал я и собрался было идти.

– Да-да, пожалуйста, поторопитесь, – поддержал напарник шофера.

Сын схватил меня за руку, пытаясь задержать.

– Ну, поехали, малыш. Вон дядя нас ждет.

– Давай на другом грузовике поедем.

– На каком?

– Ну, на следующем. Давай останемся досмотрим, а?

– Какой еще следующий грузовик? Откуда мы его возьмем?

– А зачем говоришь, что в другой раз досмотрим? Я потянул его за руку. Он упирался, пытаясь заставить

меня подойти поближе. Водитель грузовика подошел к машине, сел за руль и включил зажигание.

– Пошли, не заставляй людей ждать. Со слезами в голосе сын тянул:

– Не пойду. Иди сам. Водитель посигналил.

– Одну минутку. Сейчас идем, – крикнул я и повернулся к сыну. – Покривлялся – и достаточно. Шевелись.

– А я хочу досмотреть.

– Не капризничай.

– Мне какое дело, что тебе надо колесо заклеивать.

– Заки! Разве мы не вместе приехали, не в одной машине? Разве нам с тобой не надо в город, домой?

– А почему мне нельзя досмотреть?

Шофер опять посигналил. Я показал, что, мол, уже идем.

Балаганный силач все носился по кругу как угорелый. Барабанщик без устали бил и бил в свой барабан, а красноглазый трубач изо всех сил раздувал щеки. Я понимал: мальчик не виноват, ему и впрямь нельзя не досмотреть. И сказал:

– Так уж и быть, оставайся!

Что я делаю! Как же его оставить?

– Ты умный мальчик. Никуда не уходи. Будь поосторожнее…

Это было ни на что не похоже, ерунда какая-то. Но я продолжал:

– …Да, поосторожнее. Или лучше сядь за тот стол.

И показал на стол, за которым мы обедали. Потом передумал:

– Нет, там же гарь. В общем, будь повнимательней, никуда не уходи.

Я достал монету в десять риалов и какую-то мелочь и высыпал ему в руку.

– Когда увидишь, что люди бросают им деньги, можешь тоже кинуть, если захочешь. Только не все сразу. Не за один раз. И пожалуйста, будь поосторожней.

Я погладил его по голове, подошел к грузовику и сел рядом с водителем. Тот спросил:

– А сынок ваш что же?

– А-а, – отмахнулся я, но, увидев, что этого недостаточно, объяснил: – Устал он. Я и сказал, оставайся, посмотри на актеров, пока я съезжу. Мал еще.