Мы с тобой Макаренки
Шрифт:
Робость у него появилась оттого, что его чисто теоретические идеи насчет убеждения схлестнулись с жизненной практикой и он увидел, что вовремя дать рукам ход так же важно, как и постоянно думать головой.
– Можно и без рук, – не стал спорить Олег, – следующий раз я так и буду поступать.
– А тебе, – обратился Игорь к Лукьяненко, – я бы не советовал смеяться над ребятами.
– Я и не смеялся. Я просто шутил. А он (кивок в сторону Олега) шуток совсем не понимает. Обрадовался, что силы много.
– Ладно, проваливай отсюда, – нахмурился
– Возьму и обо всем в газету напишу…
Еще секретарь, называется.
– Проваливай, тебе сказали.
– Пусть все узнают, что комсомольцы занимаются рукоприкладством.
– Идите, Лукьяненко, в палатку, – строго официально произнес Мартьянов, по все усиливающемуся тембру голосов поняв, что возможно продолжение воспитания при помощи рук, которое не отличишь от обычной драки.
Но понял это не один Мартьянов, понял и Лукьяненко. И поспешил ретироваться.
– Гоните? Хорошо. Человек работать хотел… – С этими словами он скрылся в палатке.
Вторая глава ПРИРОДА ТУНЕЯДСТВА (С точки зрения И. М. Пастухова)
– М-да, – хмыкнул Синельников, проводив взглядом Лукьяненко, – я вам не завидую, Игорь Николаевич. Будете с ним на ручках
носиться – он вам все нервы поизмотает.
– И зачем взяли этого типа в бригаду? – добавил шофер Гена Сафонов, выразив давно сложившееся у всех мнение.
– Взял-взял, зачем-зачем, – рассердился Игорь, – а меня спрашивали?! Дали мне его и Скрипичкииу, сказали – воспитывай и точка.
– Вы бы объяснили, что у нас не лагерь для нарушителей …
– Объяснял.
– А вы бы твердо…
– Посмотрел, каким бы ты был твердым на моем месте, – пробурчал Игорь и ушел в палатку вслед за Лукьяненко.
Гена Сафонов недоуменно пожал плечами. Он действительно не понимал, как это можно чего-то не хотеть и – делать?! По молодости лет Сафонов еще не успел осознать, что на свете есть такие слова, как «надо» и «необходимо». Вообще-то он знал, что слова такие существуют, но подлинная сущность их была ему еще неясна. Поэтому и судил он обо всех жизненных явлениях с присущей молодости первозданной прямотой.
А Мартьянову на практике пришлось узнать, что скрывается за таким несложным словом: «надо».
Мартьянова неожиданно, во всяком случае для него, вызвали в кабинет начальника сетевого района «Крымэнерго» Пастухова, и между ним и Пастуховым произошел примечательный разговор:
– Был на сессии, Игорь Николаевич? Пастухов имел в виду ««давно состоявшуюся очередную сессию горисполкома, где впервые с особой остротой был поставлен вопрос о борьбе с тунеядством.
– А как же! Присутствовал, – ответил Игорь. – Все-таки я пока депутат.
– Вот и отлично, – чему-то обрадовался Пастухов, – значит, мы с тобой быстро договоримся.
– Смотря о чем, – на всякий случай осторожно сказал Игорь.
Но Пастухов как будто не слышал слов Мартьянова и продолжал развевать свою мысль.
– Пошли на тунеядцев развернутым фронтом! Теперь бы только не ослабить гайку. Пусть знают, что под ногами у них земля горит, – сказал Пастухов с пафосом. (В служебном кабинете начальники всегда говорят с пафосом.)
– Да ты садись, – продолжал он, – торопиться тебе сейчас некуда. Садись, садись, разговор у нас с тобой не на минуточку будет.
Игорь внимательно посмотрел на Пастухова – зачем тот завел с ним этот разговор? Уж, конечно, не о прошедшей сессии должна у них пойти речь.
И Мартьянов, поудобней усевшись в кресле, терпеливо стал ждать, когда начальство само найдет нужным перейти к деловому разговору. Не станешь же перебивать на полуслове.
Сидит Игорь в кресле и терпеливо ждет, когда Пастухов выговорится и приступит к тому вопросу, по поводу которого вызывал, но, судя по всему, Пастухов и не собирается менять тему разговора.
– Задумывался ли ты, Игорь Николаевич, когда-нибудь серьезно над природой тунеядства?
– Не приходилось, – чистосердечно признался Игорь.
– Вот то-то же, – покачал головой Пастухов, – и я, брат, тоже никогда не задумывался. А надо бы!
Игорь пожал плечами и буркнул что-то насчет милиции.
– Нет, брат, милиция здесь ни при чем, – возразил Пастухов. – Ты вот подумай, как оно получается… Родился у нас в городе человек. Такой маленький человечишко, голенький и несмышленый, нос себе утереть и то еще не в состоянии. Натянут на этого человечка ползунки и отнесут в ясли. Подрастет – ожидает
его детский сад. Из детского сада прямая дорога в школу. Закончил человек школу, получил аттестат зрелости, и вдруг все видят – а зрелости-то у человека и нет. Да что там о зрелости
толковать, самого элементарного уважения человека к человеку, и того нет! Начисто отсутствует это уважение. Как это вдруг получается – был человек и нет его? Вот и с Лукьяненко так
же получилось…
– Это тот, в красной рубахе?
– Да.
Игорю вспомнилась картина. К сцене подходит молодой человек. На нем предельно зауженные брюки, яркая красная рубаха, остроносые «корочки». По внешним признакам трудно определить, сколько лет этому субъекту. Лицо его, не лишенное привлекательности, заросло щетиной. Глаза умные, насмешливые, манера поведения развязная. Отношение к жизни у этого великовозрастного бездельника презр.ительно-скептическое.
Игорь вновь явственно услышал голос председательствующего на сессии: «Сколько вам лет, Лукьяненко?»
И ответ Лукьяненко: « Мне? Двадцать один! Правда, я уже не молод? »
– Как же, помню, – поспешил ответить
Игорь.
– А Скрипичкину помнишь?
– Светлану-Жозефину?
– Во-во. Её.
– Красивая девушка. Я еще тогда, на сессии, об этом подумал.
– Больше ты ни о чем не подумал на сессии? – усмехнулся Пастухов.
Игорь покраснел.
Пастухов был достаточно тактичен, чтобы не заметить его смущения, и продолжал как ни в чем не бывало: