Мы – силы
Шрифт:
– Согласен! – сразу заявил Рухлов. – Тем более что мне как-то не очень хочется становиться мэром.
Алина, гревшая тщеславные надежды, косо посмотрела на него.
– Да, но проблему этого Кондрата твой самоотвод не решает, – напомнил Дантес.
– А что решает проблему? – спросил Ханин.
Зло прищурившись, Дантес сказал:
– А что решает все проблемы?
Все знали, как последнее время решались вокруг проблемы. По-сталински. Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы.
– Я запрещаю! – повернувшись с переднего сиденья, воскликнул Ханин. –
Антон чуть в машину охраны не въехал от его резкого крика.
Дантес, пожевав губами, сказал:
– Ну, блин, вы меня еще вспомните. Когда этот козел пройдет на своих несбыточных обещаниях, а вы останетесь в дерьме… Когда сюда пожалуют привлеченные его наглостью бандиты. Когда вас резать начнут, как свиней, вы меня вспомните.
Алина, положив Дантесу руку на колено, сказала:
– Успокойся, успокойся, Леш…
…Утром Антон был в тихом ужасе от доклада из мэрии. Восьмитысячная толпа стояла на площади и требовала ее записи на переселение. Ханин уже был там вместе с Алиной. Антон поспешил за женой.
Пробиться ко входу было неимоверно тяжело. Чуть не получив дубинкой от не узнавшего его охранника в вестибюле, он, матерясь, взлетел на второй этаж. Перед выходом на балкон стояли и Ханин, и жена Антона. Там же были начальники агитотдела и отдела безопасности.
– Вот текст обращения, – сказала начальница агитотдела. – Вам срочно необходимо выступить перед жителями.
– Почему я? – спросил Ханин.
– Ну, хотя бы потому, что из-за вашей речи они здесь! – воскликнула, нарушая правила, агитерша.
– Да я и слова не скажу. Закашляюсь! – сопротивлялся простуженный насквозь Ханин.
– Кашляйте! – продолжала на повышенных тонах начальница агитотдела. – Вас народ любит… пока еще, так что пожалеет. Это усилит ваше влияние на него.
– Не пойду! – категорично сказал Ханин, заметив Антона, он указал на него и предложил: – Пусть он идет!
Агитаторша бесцеремонно оглядела Рухлова с ног до головы и сказала удовлетворенная:
– Вы, как лучший друг заболевшего любимого вождя, выйдете на балкон и обратитесь с речью к народу!
Она не спрашивала его, как Ханина. Она утверждала, словно он был ее подчиненным. Антон пришел в себя, уже стоя с двумя охранниками на балконе. Козлы, хотя бы прочитать дали вначале, ругался про себя Рухлов.
Подойдя к микрофону, он постучал в него. Эти стуки ударили по перепонкам. Динамики находились прямо за спиной Антона. Оглянувшись на них, он про себя подумал, что ничего глупее придумать было нельзя. Чем громче говоришь, тем больше глохнешь. Свинство! Нет, ну как это назвать!
– Приветствую вас! – обратился он к народу со второго этажа.
Волнение внизу поутихло, и он услышал отдельные выкрики типа привет и все такое… Ну, ладно, хоть кто-то поприветствовал…
– А что, собственно, собрались? – начал он с улыбкой, которую видели все вокруг.
Он ожидал другую реакцию.
– Как, что? – возмущенно проорала непонятная девица в мегафон. – Нам обещали, что будет запись на переселение!
– Ну так она идет! – сказал Антон и, притворно потерев бок, добавил: – Лично видел, проползая в холле и еле уворачиваясь от охраны.
Снизу раздался смех. Это хороший знак. Есть контакт с аудиторией.
Какой-то мужчина подошел к девице, и та, его выслушав, снова заговорила в мегафон:
– На сколько хватит запасов провизии в городе?
Антон пожал плечами:
– На сегодня и на завтра обязательно хватит. И тем, кто пойдет на поселения, тоже будет чем питаться первое время, а потом мы сами у них просить станем.
– А сколько отправят сразу?
Антон почесал затылок и, махнув бумажкой, сказал:
– Вот здесь все цифры. Сейчас я зачитаю!
Зря он так сказал. В бумажке были только общие обращения к народу. Чтобы он успокоился и не мешал приему граждан. Что всех примут со временем и чтобы возникший стихийный митинг не мешал планомерному ведению приема. И что ему теперь говорить этим митингующим? Ладно, будь что будет.
– Ну, тут ничего нового, кроме того, что вчера сказал по радио руководитель комиссии. Короче, если повторять, – Рухлов сложил бумажку и убрал ее в карман, – то в Крепость сегодня запишут тысячу поселенцев. Сколько запишут в отряд мичмана Серова, это уже на усмотрение самого мичмана. Ну не нужна ему рота для перехода. Не прокормить ему будет всех. В два других поселения запись начнется по мере их подготовки для приема граждан. Так что зря вас так много собралось. Думаю, что сейчас тем, кого дома ждут дети, лучше отправиться к ним. Тем, у кого есть дела на работе, лучше вернуться на рабочее место. И это не потому, что мне надо от вас избавиться! А просто из-за бесперспективности вашего ожидания здесь. Зачем зря тратить время? Подумайте, что не сегодня завтра начнется запись в те два уже почти готовых поселка. Зачем давиться именно сегодня?
– Все хотят в Крепости жить! – крикнул кто-то прямо под Антоном.
– А что там, медом намазано? – спросил Антон, не видя, к кому обращается.
– Там погранцы. Если что, и людоедов отпугнут, и питанием не обидят… – ответила девушка с мегафоном.
Антон съязвил:
– И сами они статные и красивые! Ну и что? Провизия четко под контролем будет распределяться между городом и поселками. А охрана? Ханин вчера сильно плохо себя чувствовал и не сказал, что с каждыми поселенцами уходит по пятьдесят человек охранения. Но учтите, что вам их и кормить! А насчет людоедов, кстати… Мы не объявляли, но нашими ребятами… погранцами и поисковиками обнаружено и уничтожено их логово! Их там столько было… Так что бой был жаркий. Но наши покончили с этими выродками, и теперь на много километров вокруг не найдете вы ни одного любителя человечинки.
Это было неправдой, насчет ни одного… пришли сообщения, что недавно на юге Кирины ребята нашли свежие обглоданные остатки… Но надо было чем-то обрадовать народ. И народ, обрадованный, глухо зашумел внизу. Опять возникли водовороты…
– А что с Ханиным? – опять эта надоеда с мегафоном.
– Что, что… заболел человек. Бывает с каждым…
Сзади Антон скорее почувствовал, а не услышал, как открылись двери на балкон. Рев толпы заставил его обернуться. Ханин, улыбаясь и почти не опираясь на свою палку, вышел на балкон.